С первым открытием, Костик!

— Чего это ты киснешь? — спросила мама.

— «Чего, чего»! Когда не надо, на каждом шагу прыгают, квакают, спать не дают, а сейчас, как назло, ни одной, все разбежались!

— Бедняга, — улыбнулась мать. — Ведь надо же так!

Папа с мамой посмеялись, а я почти всю ночь не спал. А когда наконец заснул, мне приснились полчища прыгающих на меня лягушек. Они ворвались в мою лабораторию и принялись скидывать со стола выстроенные рядком блестящие лупы. Но тут откуда-то появился Филька. Он топтал пронзительно квакающих лягушек и что-то громко кричал о сапогах.

Наутро, когда я бежал за корзиной, в которой хранились мои лягушачьи богатства, меня окликнул дядя Андрей, наш сторож. Он расправлял на высоких вешалах еще мокрые после лова сети.

— Маловато! — усмехнулся дядя Андрей, заглянув в корзину. — А мне твой отец вчера говорил, что лягушек-то полтыщи надо. Так ты их целый год ловить будешь и не наловишь. А дело проще простого — ямы выкопать надо, вроде маленьких колодцев.

И вот у Кольцевого болотца, за огородом, на опушке под высокой осиной зачернели лягушачьи ямы.

Филька, конечно, увидел, как я их копаю, и давай насмехаться.

— Ты что это, — говорит, — могилы роешь? Гляди, как бы в них лоси не попались.

— А тебе что, завидно? — огрызнулся я. — Катись-ка лучше отсюда!

— А вот и не покачусь. — Филька скинул рубаху и развалился под кустом. — Загорать буду.

— Ну и загорай тут хоть целый год! Ямы-то я все равно выкопаю.

И выкопал! Глубокие, стены отвесными сделал, чтобы лягушки выбраться не могли.

А на следующее утро что было! Заглянул я в первую яму у Кольцевого болотца и прямо остолбенел: на дне копошились лягушки, и не десять, не двадцать, а штук пятьдесят. Они становились на цыпочки, падали, лезли на спину друг другу.

Часа два добычу из ям выбирал. И столько я лягушек выловил, что еле-еле до дому дотащил.

Дня через три у меня все корзины и даже два больших ящика были полны-полнешеньки. В ящиках я проделал много дырочек, чтобы лягушки не задохнулись, и набил одну над другой полочки. Так все-таки лягушкам лучше, чем на спине друг у друга сидеть. А вот в корзинах им было до того тесно, что они высовывали меж прутьев то лапы, то головы.

Увидел это папа и посоветовал сделать в корзинах «слоеный пирог»: положить сперва лягушек, а на них мокрого моха, потом опять лягушек, потом опять моха и так почти до самого верха.

Когда я это сделал, папа позвал меня в лабораторию, усадил напротив себя и говорит:

— Завтра в Москву еду. С утра пораньше погрузим твой багаж на телегу. Только не забудь перед этим полить как следует ящики да корзины. А то пересохнут лягушки пока до железной дороги доберутся. Тогда смерть им. Подохнут твои «К — О»!

Взглянув на мою удивленную физиономию, папа весело рассмеялся.

— Не понимаешь, что это за «К — О»? Подумай только, как мне в магазине твоих лягушек представлять? Сказать, что это самые что ни на есть простые лягушки, — не звучит. А вот «К — О» — «Костины — озерные» — это уже совсем другое дело!

И вот наконец мои лягушки поехали в Москву. Ну, а я все переживаю, как-то они доедут.

Эх, конечно, может быть, на лупу денег не хватит. Ну, тогда придется еще подловить. Зато, когда куплю лупу, ни за что не дам Фильке даже подойти к ней. Будет знать, как друзей подводить да еще дразниться!

Разве только, если уж очень просить станет, тогда, так и быть, дам взглянуть в лупу разок. И все!

О ЛИЧИНКАХ, ГОЛОВАСТИКАХ И ДВУХ ЗАЙЦАХ

С сегодняшнего дня я решил вести наблюдения. Задолго до завтрака я заставил подоконники, стол и скамейку у стены банками, простоквашницами, аквариумами и взял три альбома для записей. На одном я нарисовал лягушку и под ней чернилами вывел: «Рисунки развития лягушачьей икры и головастиков»; на втором без рисунка просто написал: «Как личинки ручейников строят домики», а на третий свел цветную картинку — летящую стрекозу — и написал: «Появление стрекозы из личинки».

Папа осмотрел мои альбомы, банки, аквариумы и усмехнулся.

— М-да, — произнес он неопределенно.

— Разве я плохо подготовился?

— Нет, зачем же, даже слишком хорошо… Только, может быть, лучше заняться чем-нибудь одним?

Чудак папа! Он думает, что я не справлюсь. А как я могу заняться одним наблюдением, если у меня такой огромный план составлен? Тогда мне и десяти лет не хватит.

Сказал я это папе, но он только головой покачал:

— Ну, в общем, делай как знаешь, — и ушел.

Я тут же принялся за дело. От скользкой икряной кучки отделил три икринки и положил их в простоквашницу.

В икринках уже виднелись маленькие шевелящиеся зародыши головастиков, их я и стал зарисовывать в первый альбом. Конечно, на рисунке они получились, наверное, раз в двадцать больше, но зато видно было все, как под микроскопом.

Я просидел над простоквашницей часа два, а после завтрака взялся за второй альбом — нарисовал личинку ручейника. Она сидела в большой банке с водой. На дне банки были набросаны прелые прошлогодние листочки, обломки хвоща и рыжая хвоя. Я собрал и накидал туда весь этот мусор, чтобы личинке было из чего строить себе домик.