С Петром в пути

Как вдруг молитвенную тишину прервал звон разбитого стекла. Бенц-бенц-бенц — одно за другим вылетали оконные стёкла, иной раз вместе с рамами, мгновения тишины, и воздух снова взрывается звоном разбитых стёкол в соседнем доме. Люди в панике бросались к окнам. Порою им удавалось рассмотреть в заоконной мгле силуэт всадника, одного, другого, третьего, и острие шпаги, змейкой воткнувшееся в комнату...

Королевские забавы продолжались. Пакостники исхитрились, их воображение изобретало всё новые цели. Отчего бы, к примеру, не изломать и выкинуть наружу мебель в дворцовых покоях? Это так забавно, когда дождь обломков сыплется из окон...

Послышался ропот. Поначалу он был слаб, но затем усилился. Пасторы стали произносить проповеди на тему: «Горе стране, когда король её молод, а его придворные продажны...» Придворные меж тем пытались остановить бесчинного короля и герцога, но тщетно: король выталкивал их за дверь. В народе стали говорить, что герцог с умыслом развращает Карла для того, чтобы самому занять шведский престол за неимением наследника мужского пола.

Однажды, когда король только позёвывал в своей постели, раздумывая, чем ещё заняться предстоящим днём, в опочивальню неожиданно ворвалась его семидесятитрёхлетняя бабушка Доротея Августа и, сверкнув очами, произнесла:

— Долго ли ты будешь вести себя как последний разбойник?! Я сгораю от стыда, внучек. Ты не король, ты злодей!

Она долго распространялась на эту тему. Карл слушал её не перебивая. Похоже, он начинал испытывать угрызения совести, если нечто подобное совести у него имелось.

   — Ты, наследник королей-рыцарей, ведёшь себя как последний негодяй — ещё и ещё раз повторю это. Я, старая женщина, вынуждена сгорать от стыда, когда мне ставят на вид твои бесчинства. Кого вы воспитали? — спрашивают меня. Короля могущественной державы? Достоин ли ваш внук этого звания? Нет, судя по его поступкам, это висельник, не более того. Опомнись наконец! Прогони этого шалопая Фридриха! Я не позволю выдать за него мою внучку, слышишь ты — не позволю. Пускай убирается восвояси! Встань наконец! Встань достойным королём Швеции.

Карл молчал пристыженный. Наконец он пробормотал:

   — Прости меня, бабушка. Прости. С этого дня я, Карл Двенадцатый, повелитель Швеции. Готов загладить свои проступки. Я вёл себя недостойно. Я раскаиваюсь. Я становлюсь во главе войска и покажу недругам моей Швеции, что я достоин её славы.

   — Дай-то бог, внучек, — и она порывистым движением обняла его и поцеловала. — Мне надлежит гордиться тобой, и я верю: ты прославишь своё имя.

Спустя неделю Карл назначил смотр королевской кавалерии. На поле Гродинген выстроились всадники на вороных, белых, гнедых, соловых — каждый полк на конях своей масти. Зрелище было великолепное, когда кавалеристы, горяча коней, неслись в атаку, рубя расставленные чучела. А потом, эскадрон за эскадроном, демонстрировали взятие препятствий, выездку, наконец,стрельбу в цель.

Карлу льстило, что маститые генералы, подъезжая к нему, приподымались на стременах и, салютуя обнажённой саблей, почтительно произносили: «Слуга вашего величества!» Ведь он, собственно говоря, в их глазах был ещё мальчишкой.

Ещё через неделю были назначены артиллерийские стрельбы. Шведская артиллерия издавна славилась своими пушками. Первыми в Европе шведы стали отливать орудия из чугуна, дешёвые и не уступавшие в надёжности медным и бронзовым. У них была первоклассная полевая артиллерия — лёгкие пушки в пароконной упряжке и более тяжёлые, запряжённые четверней. Были и осадные мортиры, и береговые, и корабельные.

   — Слышал я, что русский царь Пётр возомнил себя артиллеристом, — сказал при случае своему фельдцейхмейстеру барону Гоникверку молодой король, — и даже произвёл себя в бомбардиры. А сложна ли эта наука?

   — Непроста, — отвечал барон, — ведь одно дело — просто палить, а другое — достигать цели. А это требует вычислений и сноровки. Сноровка же достигается долгой практикой, баллистическая же часть постигается учением.

   — Чепуха! — объявил Карл. — Уверен, что с первого раза попаду в мишень. Позвольте...

Карл долго наводил пушку и наконец поднёс пальник к фитилю. Прогремел выстрел.

   — Ну? — нетерпеливо спросил Карл. — Кажется, я поразил мишень, — и он поднёс зрительную трубку к глазам. То же сделал и барон.

   — Увы, ваше величество, должен вас огорчить. Мишень как стояла, так и стоит.

   — Сам вижу, — буркнул король. — С первого не вышло, выйдет со второго. Позвольте...

Он снова навёл пушку, отстранив бомбардира, который пытался ему помочь.

   — По-моему, вы всё преувеличиваете сложность стрельбы из пушек. Сейчас я наведу с помощью трубы. На таком расстоянии глаза могут ошибиться.

   — Всё не так просто, ваше величество, — осторожно заметил барон, — и царь Пётр поступил предусмотрительно, выучившись, сколько мне известно, у кёнигсбергского артиллерии полковника.

   — Посмотрим, посмотрим, — с прежней самоуверенностью произнёс король. — Сейчас я навёл ствол прямо на мишень. Дайте-ка пальник.