С Петром в пути

Доброе расположение духе не покидало Петра и его спутников всю дорогу к Раве Русской, где ожидала их пышная встреча, приготовленная Августом, да и сам король и курфюст: король польский и курфюрст саксонский. Впрочем, корона Польши упадёт вскоре с его головы, и он униженно побредёт за колесницею юного Карла XII, короля шведского. А через годы сам Карл будет стремглав бежать из-под Полтавы, преследуемый конницей Алексашки Меншикова. Пётр и Полтава вернули Августу польскую корону. Он проносил её 24 года, пережив Петра на восемь лет. Таковы ухмылки истории.

Пётр был много наслышан об Августе. Говорили о его необычайной физической и таковой же мужской силе. Он обсеменял женщин направо и налево, простых крестьянок и графинь, придворных дам и чужих жён, дворянок и мещанок... Детей его перестали считать — сбились со счета. Выходило не то двести, не то триста. Иной раз он бывал к ним щедр, иной раз отмахивался, заявляя: «Не помню, не знаю, не могу же я всех усыновлять, не все дети Саксонии — мои дети...»

Август был всего на два года старше Петра — ничтожная разница. Курфюршество своё он получил поеле смерти старшего брата, а польскую корону — после смерти короля Яна Собеского, а потому ещё не успел полностью войти во вкус — ведь всё это было так недавно. А потому тратил деньги Саксонии и Польши без удержу. Сильный-то он был сильный, но не на поле брани — здесь о нём можно было сказать: слабый.

А ещё, как выяснилось, Август был майский, как и Пётр, и это обстоятельство тоже влекло. Пётр предвидел, что они сойдутся. Так оно и оказалось.

«Господи, какое захолустье он выбрал», — думал Пётр, когда он въехал в эту самую Раву отчего-то Русскую. Будто бы она основана в XV веке. Но почему выбрали это место? Речка Равка маловодна, один из притоков Вислы. Захудалый замок, такой же костёл, синагога...

Как только кортеж въехал в Раву, откуда-то донёсся звон колоколов, в небо взлетели шутихи. А вот королевские рыцари на конях в стальных кольчугах. Герольды в красных камзолах, трубачи в кирасах. Всё это гомонит, за шумом ничего не слышно, а ведь эти самые герольды во главе с рыцарем на белом коне с плюмажем что-то произносят.

Пётр вылез из кареты. Он был в простом камзоле с позументом, в стоптанных башмаках ещё голландской выделки. Навстречу... Да, это, несомненно, сам король, все описания сходятся. Почти квадратный, высокий, румяный, с ямочками на щеках, которые углубила улыбка. Он шёл к Петру, сияя, с разведёнными руками, готовый к братским объятиям.

Нет, Пётр не уклонился, тоже раскрыл объятия, тоже широко улыбался.

Они сошлись — долговязый Пётр был выше Августа. И заключили друг друга в объятия. Да, с первого разу. А чего им чиниться?! Они оба стоят равно широко и высоко, они оба правят не какими-нибудь захудалыми герцогствами, а могучими державами. Правда, одной ещё предстоит утвердиться в этом звании, а уж Польша...

Последний её король Ян сильно её возвысил в глазах всех христианских народов. Турки дрожали перед его именем. Теперь их союзу — союзу Августа и Петра, союзу Польши и России — предстоит эту славу утвердить.

Подоспел Шафиров и стал переводить приветственную речь Августа. Пётр слушал вполуха, глаза его были расширены, он впитывал в себя Августа, всё более проникаясь им.

«Да, этот должен нравиться женщинам, какая из них может устоять перед этой мощью, статью, силой! — так думал он, отвечая невпопад на вопросы короля. — Всем взял! Всем!»

Потом он шёл за ним в толпе придворных, дивясь их пышным нарядам, блеску переливавшихся на столбах стеклянных шаров, громадным люстрам, мерцавшим десятками свечей. Воздух был напоен какими-то непривычными ароматами, сквозь которые отчётливо пробивался запах чеснока.

Пиршественный стол был необъятен. Его венчал целиком зажаренный кабан, как потом объяснили, трофей августейшей охоты.

А над столом сияли петровский вензель и буквы, складывавшиеся в слова: «Виват, Петрус Магнус!» Он был впервые назван великим, и это показалось ему предзнаменованием.

Да, влекло его к Августу, и это тяготение не сможет изменить даже его неверность. Впрочем, она проявилась поздней, но и тогда можно было предвидеть в этом чревоугоднике и бонвиване, в этом любителе лёгкой жизни ненадёжного союзника.

Потом они уединились на половине, отведённой Петру. Август выглянул в узкое стрельчатое окно и поманил Петра.

   — Вот мой гарем, — хохотнул он.

По небольшому двору, вымощенному каменными плитами, шествовала группа молодых женщин, одна другой пригожей.

   — Ты можешь выбрать себе любую для утех, только покажи пальцем. А то и двух сразу. Они у меня выученные.

Ошеломлённый Пётр ткнул пальцем наугад.

   — Впрочем, я сам тебе выберу, какую поискусней да поуслужливей. А о серьёзных делах поговорим завтра, после того как ублаготворимся едой и питьём, равно и женщинами.

Спальня была несколько узка и вдобавок высока: под потолком клубился мрак. Пётр этого не любил. Он привык спать в тесных низких помещениях, притом в избах. Он был привязан к дереву какой-то неумолимой тягой. А тут был камень, камень и камень, источавший холод.