С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

Незадолго до описываемых событий из-за инфляции в Аргентине произошла деноминация песо. До этого в Уругвае провели подобную реформу, после которой «новый» уругвайский песо стал стоить одну тысячу старых. Все в Уругвае стоило десятки или сотни тысяч песо, и, в принципе, считать деньги после деноминации было довольно просто: надо было уменьшать сумму на три нуля или делить на тысячу. Все было логично: если раньше пиво стоило десять тысяч старых песо, то после денежной реформы цена составила десять новых песо. Все вроде бы ясно и понятно.

Однако в Аргентине деноминацию провели несколько иначе, чем в соседнем Уругвае, поэтому результатом финансовой реформы стал полный хаос. После деноминации один новый песо стоил всего лишь сто старых. Стоявшая между мной и килькой женщина была одной из жертв того неудобства, которое испытывали многие аргентинцы. Делить старые цены на сто оказалось для многих весьма проблематичным занятием. Если «старыми» пиво стоило десять тысяч аргентинских песо, «новыми» оно должно стоить сто песо. Все это не очень просто посчитать, когда уже выпил несколько бутылок пива. Особо неудобным было то, что на старых банкнотах сделали штамп-допечатку с новым номиналом купюры. И часто делали это таким образом, что сложно было разобрать как старую, так и новую стоимость банкноты.

Продавщица рыбы всеми силами пыталась вразумить старую женщину, что она не собирается ее обворовывать. Однако продавщица и сама иногда путалась и спрашивала совета у других покупателей в очереди, как ей убедить даму. Завязалась нехилая дискуссия, которая могла продолжаться весь день, а я очень торопился домой, чтобы покормить Хуана Сальвадора. «Черт возьми, – подумал я. – За что все это?!»

Я был готов кричать от отчаяния, но сдержался и тихо пробормотал на английском: «Ради бога, дорогая, не стой здесь, как корова, поторапливайся!»

Тут старушка перестала торговаться с продавщицей, повернулась, смерила меня огненным взором и принялась стучать меня в грудь своим черным портмоне. При этом с нее стала спадать черная шаль, которую я пытался поднять, но она при этом продолжала лупить меня своей сумочкой. Потом самым высокомерным тоном она заявила по-английски следующее:

– Молодой человек, да как вы вообще смеете так обращаться к женщине!

Ой, какой позор! У меня было подобное ощущение, когда мне было десять и моя бабушка услышала, как я ругнулся. Я совершенно не хотел ее обидеть.

Только потом я понял, что в тот момент должен был сказать что-то вроде: «Мадам, простите, я вел себя очень некорректно». Мне надо было тогда в порыве глубокого раскаяния многословно предложить старушке заплатить за ее покупку, чтобы как-то компенсировать нанесенный моральный ущерб. Но я тогда настолько смутился, что мне такая мысль даже в голову не пришла. Тем не менее я знал, как себя поведу, когда эта дама снова окажется впереди меня в очереди.

Я вернулся в квартиру и увидел, что Хуан Сальвадор так мне обрадовался, что стал бегать взад и вперед от одного края ванны к другому. Он был очень любопытной птицей и вытягивался во весь рост, чтобы посмотреть, что у меня было в руках.

«Ну, что там в пакете-то? Давай посмотрим!» – казалось, хотел он меня спросить.

Я положил пакет с рыбой в раковину, взял за хвост одну из рыб и слегка стукнул ею по клюву, а потом стал держать рыбину прямо перед клювом.

– Ты посмотри, какая рыба! – сказал я ему. – Не хочешь свежей рыбки, только что купленной на рынке в Квилмсе? Послушай, это вообще лучшее из того, что там было. Так что давай, птичка, покажи мне свою благодарность.

Вместо этого птица закрыла глаза и от омерзения начала мотать головой, после чего наклонила голову и прижала клюв к груди.

«Нет, убери эту мертвую гадость! Я ем только живую рыбу! – говорил мне пингвин всем своим поведением». Все было понятно без слов. Стало совершенно ясно, что его не интересует мой «улов». Что мне оставалось делать? Я понимал, что если он в ближайшее время не поест, то вскоре умрет. У меня больше нет никаких вариантов – остается насильно его кормить.

Я взял его за голову и раздвинул ему клюв, засунув два пальца по его углам. Потом я быстро засунул ему в горло рыбину, подержал некоторое время пингвина так, чтобы он успел ощутить вкус рыбы, и отпустил. Пингвин неистово замотал головой; рыбешка вылетела из клюва, пронеслась в сантиметре от моего носа, ударилась в кафельную стену и сползла на пол. Пингвин вытер клюв о грудь и стоял не шевелясь. Было ясно, что он меня не боится. Потом он начал с невозмутимым видом разглаживать свои перышки.

Но я не сдался. Я раскрыл ему клюв и засунул рыбу гораздо глубже в глотку, чем ранее. Но и эта рыба вылетела, ударилась о стену и присоединилась к первой на полу. Пингвин внимательно на меня посмотрел.

«Неужели на рынке не было рыбы?»

– Вот это и есть рыба, Хуан Сальвадор.

«Нет, рыба совсем другая. Рыба живая, и она быстро плавает, но я плаваю еще быстрее. Ты разве об этом не знал?»