И вот, представьте, надо же было ему — на двадцать третьем году своей работы в одном и том же учреждении, то есть цирке, — внезапно влюбился. Да, да, мы не оговорились: именно влюбился в участницу большого «конного номера» наездницу двадцати двух лет. Ее звали Ларисой. Она была худенькой девушкой небольшого роста, с большими серыми глазами и мягкими движениями, свидетельствовавшими о застенчивости.
Когда Лариса первый раз вошла в помещение бухгалтерии вместе со своим отцом (руководителем номера) и кудрявым администратором — оборотистым парнем с хитрым взглядом, Дмитрий Никифорович и не обратил на нее никакого внимания. Кинув рассеянный взгляд в сторону посетителей, он принялся изучать документы, которые подал ему администратор. Но вечером, привлеченный заманчивыми мелодиями вальсов и полек, которые сопровождали конный номер, наш бухгалтер появился ненадолго в боковом проходе, ведущем к манежу.
Под роскошным сиянием огромных фонарей, освещавших арену, появилась из форганга Лариса верхом на ослепительно белой лошади. На наезднице было открытое воздушное платье, соперничавшее в белизне с расчесанной шерстью ее лошади. Круп коня был прикрыт широким кринолином газовой юбки — совсем как это бывает с бурками кавказских всадников. Еще худые девичьи плечи мягко двигались в такт вальса-бостона, под который перебирала тонкими ногами дрессированная лошадь. Белый султан между ушей животного словно бы перекликался с белыми цветами в локонах наездницы.
Зрители зааплодировали, едва Лариса выехала и направила своего коня вдоль барьера. У Дмитрия Никифоровича вдруг перехватило дыхание. Он выпучил глаза и нетерпеливо принялся протирать стекла очков. Стоявшая рядом старая капельдинерша Марья Кузьминична громким шепотом сообщила ему на ухо:
— Ну хороша! Ну ничего не скажешь — хороша!..
А бухгалтер и не нуждался в этой оценке со стороны. Он не отрываясь глядел теперь на арену. Лариса улыбалась зрителям застенчиво и обаятельно. Ее густо начерненные ресницы то опускались, то поднимались, будто взмахи веера. Тоненький хлыстик с серебряным набалдашником трепетал в ее руке. Подчиняясь ритму мелодии, лошадь играла крупом, и пряные звуки саксофонов и скрипок тревожили зрителей…
Дмитрий Никифорович вытер пот, выступивший у него на лбу и на шее. Он повернулся, чтобы уйти, и не смог этого сделать.
Только после того, как Лариса четыре раза выбегала на аплодисменты, после того, как ее сменили на арене четверо казаков в черкесках и папахах и принялись показывать чудеса джигитовки, крича и стреляя из карабинов, бухгалтер поплелся к себе в фанерный закуток. Вслед ему несся приторный пороховой дым и вопли джигитов. Но в сознании Дмитрия Никифоровича все еще витал неземной образ худенькой девушки в белом газовом платье.
— Это что же делается? — бормотал про себя бухгалтер. — Бывает же такое… Ведь она приходила утром к нам в бухгалтерию — ничего подобного в ней и не было…
Не сразу сдался новому чувству Дмитрий Никифорович. Он пытался убедить себя в том, что, по сути, тут — нечто совсем иное, чем кажется ему: вроде как бы фальшивый акт о списании государственных ценностей.
— Я ж ее видел сегодня утром, — пытался себя утихомирить наш герой… — Девчонка и девчонка. Больше ничего!.. Похожа даже на нашу счетоводку Раю Черкасову… И вдруг нате вам: расфуфырилась вся… музыка какая… лошадь опять же — фу-ты ну-ты!..
Но, произнося мысленно эти слова, Дмитрий Никифорович даже вздрогнул, ибо припомнил, каким светозарным видением явилась на манеже Ларочка (не будем скрывать: теперь бухгалтер позволил себе мысленно именовать наездницу уменьшительным именем).
Усевшись за письменный стол, Дмитрий Никифорович попытался было немедленно начать работу над наиболее срочными ведомостями, что он привык делать ежевечерне. Но не тут-то было! Сквозь ряды и столбцы цифр проступал образ Ларисы. Бухгалтер поднял голову кверху, закрыл глаза и предался мечтаниям…
Немного времени прошло с того вечера, а в цирке уже все знали: неукротимый работник учета влюбился в Ларису. Не нужно было прибегать к сложным умозаключениям и тонким наблюдениям, чтобы постигнуть этот факт. Дмитрий Никифорович не мог равнодушно видеть предмет своей страсти. Он краснел, потел, поминутно протирал очки и заикался в присутствии Ларисы. Он стал следить за своей внешностью и приходил теперь на работу в праздничном костюме, что случалось с ним прежде только во дни, отмеченные собраниями, банкетами или угощениями. Этот буро-коричневый пиджачный агрегат дополнялся галстуком рыжего цвета с орнаментом из желтых заноз. Ботинки Дмитрия Никифоровича, доселе не знавшие гуталина, отныне блистали, как лак на козырьке кадровых военнослужащих. Нарукавники хранились в ящике стола. Щеки, в былое время заросшие постоянно рыже-седым ворсом, брились ежедневно. Ежедневно! От бухгалтера теперь пахло одеколоном «Свежее сено» — тоже ежедневно.