С праздником! 8 Марта. Рассказы о любви

– Ещё чего! – взвизгнул Крыжнёв. – Чтобы она нам там всё изгваздала?!

Соколов склонился над девушкой, отвел со лба слипшиеся волосы.

– Попытайтесь подняться, – предложил он девушке, повернулся к Ирочке, мол, помогите. В сторону Крыжнёва старался не смотреть.

Девушка была похожа на актрису. Имени актрисы Соколов не знал, помнил лишь, что она играла в каком-то голливудском фильме бледную и прекрасную царевну эльфов. Сейчас взгляд эльфийской красавицы был блуждающий, слепой. Она смотрела куда-то сквозь Соколова и видела, верно, то, что никому другому сейчас было видеть не дано. Точно такие же глаза – бездонные, страдающие, с расширенными до размера вселенной зрачками – были у косули, которую однажды он подстрелил в заснеженном лесу где-то далеко на севере…

Вдвоём с Ирочкой они подхватили девушку под руки. Толком идти она не могла, глухо стонала, вырывалась, пытаясь опуститься на колени и пополз-ти. Благо до «дежурки» было недалеко. Уложив девушку на клеёнчатую кушетку, Соколов вновь обернулся к Ирочке:

– У вас в аптечке есть какие-нибудь лекарства?

– Что вы, какие лекарства, вы же знаете, нам запрещено! – всплеснула руками дежурная. – Да и какие тут лекарства? У неё же не ангина, а роды! Врачей ждать надо.

Ирочка ушла – надолго покидать пост ей было запрещено. Обещала снова позвонить в «Скорую», выяснить, что и как.

В дверном проёме появился Крыжнёв:

– Блин, да меня сейчас вытошнит, – простонал он так, будто это у него были схватки.

– Дверь закрой, – гаркнул Соколов. – Да не с этой стороны, а с той. Иди погуляй, продышись.

Девушка стонала всё громче, извивалась, словно изнутри её разрывало на части. Соколов опустился на колени, расстегнул пуховик, стянул с её рук перчатки. Пальцы оказались ледяными, он принялся дышать на них, стараясь согреть. Гладил её эльфийские щёки, мокрые от слёз, и шептал нечто невразумительное, нежное, непонятно из каких глубин поднимающееся:

– Ну-ну, родная, тише, тише, вот-вот приедет доктор, и всё закончится. Потерпи, это сейчас больно, а потом всё забудется. Быстро-быстро забудется. И уже не вспомнится. У тебя ещё много детей будет, вон, какая ты молодая, красивая, хорошая.

Она по-прежнему стонала, и стоны эти становились всё громче и пронзительнее.

– Товарищ начальник, – голос донёсся до Соколова откуда-то издалека. – Товарищ начальник, выпустите меня. Она сейчас родит. Вы один не сможете.

Соколов обернулся. Адылбек Хасанов, средне-азиатский «гость» младшего лейтенанта Крыжнёва, окликал его, судя по всему, уже не в первый раз.

– Я – медик, студент-медик, помните? Я помогу.

Соколов поднялся. Взял со стола ключи. Будто сквозь липкую вату шагнул к решётке и долго – ему показалось, что целую вечность, – возился с замком, не переставая оглядываться на роженицу, кричавшую всё пронзительнее.

«Сейчас я решётку отопру, а он выскочит и убежит, – промелькнуло в голове запоздалое. – Ну и хрен с ним, пусть бежит. В конце концов, он ни в чём не виноват».

Но студент-медик Адылбек Хасанов никуда не убежал.

– Водка есть? – спросил он строго.

«Он же мусульманин, зачем ему водка?» – отчего-то подумалось Соколову. Но уточнять он не стал. Молча открыл ящик стола, достал початую бутылку.

– Лейте, – велел Хасанов, подставляя ладони, сложенные ковшом. – До воды теперь далеко.

Потом он усадил Соколова на край кушетки и показал, как держать девушку за плечи. Сам опустился в изножье.

– Головка прорезалась, – бросил коротко.

– Справишься?

– Придётся постараться…

* * *

Когда приехала «Скорая», врачу осталось лишь перерезать пуповину.

– Молодец, сержант, – похвалил седоусый док-тор, судя по всему, ближайший родственник Деда Мороза. – Чисто сработано. Глянь, какого богатыря родил!

– Да не я это, вот он, – отмахивался Соколов. Заозирался в поисках Хасанова, но парня уже и след простыл.

Соколов стоял рядом с медсестрой, смотрел, как та ловко пеленает мальчишку, а в ушах по-прежнему звучал его первый, требовательный, басовитый крик, раздавшийся в тот самый миг, когда Соколов уже практически отчаялся его услышать. Теперь младенец сладко шлёпал губами, ворчал и недовольно щурился на яркий свет из-под припухших век. Цвета глаз было, конечно же, не разобрать, но отчего-то Соколов был уверен: они будут такие же тёмные, как у матери-эльфийки, у Адылбека да и у него самого.

– Поверьте моему опыту, – ворковал Дед Мороз, обращаясь к роженице, которую уже успели переложить на носилки. – Мужики, родившиеся 8 Марта, – особые люди. Счастливые, везучие, жизнью обласканные. Так что вы, моя дорогая, не только себе подарок сделали, но и сыночку своему угодили – в правильный день он у вас родился…

На улице Крыжнёв деловито суетился у фургона «Скорой помощи» – командовал погрузкой. Соколов бережно нёс ребёнка, укрывая его под курткой от ледяного ветра.

– Бывай, парнишка, – сказал он, аккуратно пристраивая его рядом с матерью.

– Спасибо вам, – мягко улыбнулась девушка, едва касаясь руки Соколова. – Спасибо вам, и не держите на меня зла.

– Бог с вами, за что? – смутился Соколов.

– Как за что? Испортила вам праздник…