С прибоем на берег

С трудом высидел Юрий до звонка на перемену. Догнал в коридоре попытавшегося улизнуть Старкова. Взял за плечо, повернул лицом к себе:

- А ну договаривай!

- Ничего я не знаю. Чест-слово, Юра! Брякнул сгоряча.

- Не ври. Сказал «а», имей мужество сказать и «б».

- Ну правда же…

- Если ты жалеешь меня, то я не красна девица.

- Чест-слово я не знал, что ты не знаешь!

- Знаю - не знаю, какая разница. Хочу услышать от тебя.

- Да нет же…

- Вот тебе мое последнее слово, Сергей: или ты расскажешь, или ты мне больше не товарищ. Решай!

- Зачем же так! Я не хотел…

- Решай, я тебе говорю!

- Хорошо… Ну понимаешь, одна тетка к нам приезжала. Родственница какая-то. Так вот она когда-то с твоей матерью в одной больнице работала. Давно еще… Она сказала, что отец твой не этот… ну, Валериан Дмитриевич, а шофер был. Он в день твоего рождения вместе с машиной под лед провалился. И еще тетка говорила, что матери твоей повезло. Отчима твоего, ну… Валериана

Дмитриевича, с тем… с шофером, и сравнивать нельзя. Тот без образования, ну… и выпить любил… Зачем я это все тебе рассказал? Подлец я, выходит…

- Ты тут ни при чем, Сергей. Спасибо, что не утаил. Я знал кое-что, но не все. Все нормально, Сергей.

Дома Юрий не прикоснулся к оставленному для него обеду. Вздрагивал от звона больших настенных часов, которые отбивали каждую четверть часа. Ждал мать, она работала участковым врачом городской поликлиники, вела прием, ходила по вызовам, однако возвращалась домой раньше отца.

Мать пришла вечером.

- Ты дома, Юра? - удивилась она. В это время сын, сделав уроки, обычно шел к друзьям. - Ох, как я умаялась сегодня! Гриппуют люди, столько вызовов. Кстати, вам в школе не велели еще носить марлевые повязки?

- Нет!

- Что с тобой? - забеспокоилась мать, увидев его посеревшее лицо. - Ты заболел? У тебя температура?

- Я совершенно здоров.

- Что случилось, сынок? Неприятности в школе?

- Нет… Мама, скажи, кто мой настоящий отец?

- Юра-а, - растерянно протянула она, обняв сына и прижимаясь щекой к его щеке. - Неужели ты сам не чувствуешь по отношению отца к тебе…

- А ведь вы оба обманывали меня…

- Юра! Опомнись, что такое ты говоришь?

- Я знаю, мама! Мой отец - шофер. Он утонул. Только знаю я очень мало. А мне уже шестнадцать лет, я имею право знать всю правду! Вы с отцом всегда внушали мне, что честность - одно из главных достоинств человека. А сами?

Руки матери соскользнули с его шеи, обессиленно упали вниз. Полными страха и слез глазами она смотрела на сына, не находя, что ответить.

- Я всю жизнь этого боялась… - наконец всхлипну-ла она.- Все эти годы боялась… - Она закрыла лицо ладонями, плечи ее. вздрогнули от рыданий.

- Мама, прости, если сделал тебе больно, - попытался обнять ее Юрий. - Прости меня. Только я ведь тоже человек, я могу… я хочу знать правду! Даже если мой настоящий отец был самым плохим человеком, я все равно должен знать это! И не чужие люди, а вы обязаны были мне сказать. Вы! Ты и… он!

- Да, ты уже взрослый, Юра, - стараясь взять себя в руки, заговорила мать, - и ты должен понять, что отец - это не тот, кто просто дал жизнь, а тот, кто вырастил, воспитал, на ноги поставил. Только тот настоящий отец… Ты знаешь, кто он у тебя… И я… и он… Ох, откуда только берутся злые люди! - снова зарыдала она.

- Успокойся, мама. Я больше ни о чем не буду тебя спрашивать. Потом, когда ты сама захочешь, ты мне расскажешь. Хорошо? А теперь не плачь, не надо… прости меня.

- Спасибо, Юра. И ты ему, отцу, ничего не говори. Я сама.

- Да, мама.

Утром следующего дня, едва только протрещал будильник на тумбочке возле кровати Юрия, отчим во,шел в его комнату.

- Доброе утро, сын, - сказал он.

- Здравствуй, - ответил ему Юрий. Увидел набрякшие мешки под глазами, понял: в родительской комнате не спали всю ночь. И стало стыдно за то, что сам дрыхнул как убитый.

- Мать мне все рассказала. Ты извини ее, она- женщина, и давай поговорим как мужчина с мужчиной.

- Давай поговорим.

- Ты разрешишь мне закурить? Спасибо… Так вот,-тебе сказали правду. Я женился на твоей матери, когда тебе был год с небольшим. Я усыновил тебя. По настоянию матери мы уехали сюда, в этот город, где нас никто не знал. Все считали, что ты наш общий ребенок. Такова формальная сторона дела, только ^ я давно забыл о ней. Я любил тебя, как свою плоть и кровь. Может быть, тебе кажется, что это не так…

- Нет, почему же, - перебил его Юрий, - и я глубоко уважаю тебя, спасибо тебе за все.

- Уважаешь? - грустно усмехнулся отчим. - А мне всегда думалось, что любишь.

- Не надо придираться к словам…

- Ты затрудняешься, как меня теперь называть? Зови по имени-отчеству.

- Скажи мне, отец, ты знал его?

- Нет. Только со слов матери.

- А как его звали?

- Егором Ивановичем.

- А фамилия?

- Русаков.

«Русаков и Вельяминов, - невольно сравнил Юрий,- пожалуй, наша фамилия более звучная…» - и мысленно споткнулся на слове «наша».

- А есть у матери хоть одна его фотография?

- Не знаю. По крайней мере, я не видел.

- У него были родственники?

- Родственники? Мать говорила, что на похороны приезжала его сестра. А вот с каких краев, право, затрудняюсь вспомнить.