С приветом из другого мира!

В кабинете воцарилась такая дивная тишина, что стало слышно, как в стекло бьется муха.

– Понимаете, здесь написана сумма содержания… – Я посмотрела на отца Ивонны. – Она будет как-то увеличиваться?

Как ни странно, он выглядел озадаченным.

– На сколько? – внезапно спросил Фостен.

– На двадцать в год, – уронила я.

– Варьятов? – тихо уточнил секретарь.

– Процентов, – поправила я. – Булавки и шпильки дорожают с немыслимой скоростью.

– Не дорожают, – буркнул секретарь.

– Покупаете женские булавки и шпильки? – небрежно уточнила я и бросила на него насмешливый взгляд.

Он внезапно насупился и поджал губы. Надо же, какой обидчивый!

– Господин Мейн, думаю, нас устроят три процента, – вступил в разговор отец Ивонны, видимо, ломавший голову, как бы себя не посрамить и интересы дочери учесть.

– Нет, три процента по сравнению с ничем, конечно, лучше, – я поерзала на стуле, – но двадцать мне нравятся больше.

– Договорились, – резковато проговорил мой будущий муж и, не сводя почти прозрачных глаз, протянул ручку: – Исправьте этот пункт.

И рада бы, но имелась проблема. Ивонна подарила мне возможность свободно изъясняться и читать, но писала я по-прежнему своим почерком, да еще нещадно путаясь. Внезапно выяснилось, что умение складывать буквы в слова не помогает чистописанию.

– Думаю, у вас лучше получится внести правки, – скромно улыбнулась я. – Вдруг я что-нибудь напутаю?

– Например? – хмыкнул он и кивком приказал секретарю передать еще одну копию брачного соглашения.

– Напишу больше процентов, – предположила я.

Пряча усмешку, Фостен по-простому подвинулся к столу и начал быстро вносить исправления. Золотое перо легко скользило по бумаге.

– Проверяйте, – закончив, кивнул он.

Документ удивительным образом преображался. Строчки пришли в движение, слова менялись местами: одни сдвигались, пробел занимали другие. Не хватало только характерного клацанья печатной машинки, но звуковое сопровождение я прекрасно додумала сама.

Теперь в спорном пункте мелким твердым почерком были вписаны проценты. Ровно двадцать.

– Все в порядке? – спросил он, изогнув темные брови.

Я только дернула плечом.

Фостен поставил в конце договора подпись и закрыл ручку колпачком. На моей копии появился крупный витиеватый росчерк. Захочешь – не подделаешь.

С непроницаемым видом секретарь протянул хозяину небольшую черную шкатулку. Оказалось, что в ней хранилась печать. От оттиска, оставленного на бумаге, в разные стороны брызнул зеленоватый свет. Видимо, вещица была магическая, как и многое в этом новом, пока неизведанном для меня мире.

Обед прошел напряженно. Младшего Артисса с будущим родственником знакомить не планировали и запретили спускаться на первый этаж. Однако страшный колдун о мальчике даже не спросил.

Единственный за столом, кто действительно насладился трапезой, был секретарь. Ел он, не стесняясь хорошего аппетита, словно заправлялся на ближайший год и при смене блюд каждую фарфоровую тарелку провожал с печалью на худом носатом лице. Как от сердца этот фарфор отрывал.

– Красивый сервиз, – пробормотал он, случайно перехватив мой заинтересованный взгляд, и снова насупился, что, впрочем, ему никак не помешало слопать десерт.

Завидно стало! Повар сегодня особенно расстарался, но в меня из-за жесткого корсета, туго стянувшего ребра и бока, ни кусочка не лезло. Не знаю, зачем Ивонна голодала, если все равно нацепляла на себя это чудо принудительной диетологии.

Когда солнце начало садиться и сад окрасился в рыжий цвет, визит подошел к концу. Артиссы прощались с будущим зятем в просторном холле. Фостен Мейн провел в особняке несколько часов, но хозяева дома по-прежнему старались держаться от него на безопасном расстоянии. В этот раз я не сплоховала и, как послушная дочь, не отходила от леди Артисс.

– Проводите, Ивонна? – внезапно спросил гость, вперив в меня внимательный взгляд.

Вообще-то, я уже набрала счет на целую лекцию о хорошем поведении скромных невест и несколько растерялась.

– Только накинь шаль, – с натянутой улыбкой разрешила леди Артисс и махнула рукой, приказывая слугам принести шаль.

Стало ясно, что мой ненаглядный жених не просто попрал, а плюнул в лицо всем правилам хорошего тона, когда попросил невесту довести его до кареты, но темному магу никто не смел перечить. Даже будущая теща.

Лакей открыл входную дверь, в холл ворвался поток прохладного апрельского воздуха. Вообще-то, захотелось надеть пальто, но я только поплотнее закуталась в поданную шаль. Мы вышли на улицу. Следом, поклонившись хозяевам дома, двинулся секретарь. Дверь, что характерно, закрывать не стали. Через открытый проем родители наблюдали за нами из холла. Все приличия были соблюдены.

По каменной дорожке мы неспешно направились к карете, ожидающей Фостена за раскрытыми коваными воротами. Секретарь с папкой в руках торжественно шагал за нами. Все в гробовом молчании. Проводы будущего мужа почему-то смехотворно напоминали похоронную процессию.

На полпути к воротам, когда из дома нас точно не могли услышать, Фостен остановился. Пришлось притормозить. Секретарь с печатью глубокой скорби на лице встал.