Суть проблемы в том, что сталинская версия Второй мировой войны является самым важным официальным историческим мифом современной России. День Победы — важнейший праздник патриотического календаря России. Российская одержимость Великой Отечественной войной сродни английской ностальгии по Битве за Англию и Дюнкеркской эвакуации, смешанной с американским восторженным восприятием героизма на побережьях Нормандии и в Гуадалканале и памятью всех народов континентальной Европы об объединенном сопротивлении фашизму, всему этому вместе. Она воскрешает идеализированный мир, в котором сила простого народа, его сплоченность и самоотверженность преодолели врага, олицетворявшего зло. Упоминание всего, что не вписывается в эти чувства и этот миф — того, к примеру, что в развязывании войны во многом виноват Сталин, что Красная армия была немногим лучше вермахта, что страны между Россией и Германией в 1944–1945 гг. хотели не быть «освобожденными», а вновь обрести свою довоенную независимость — для многих русских не что иное как богохульство.
Идеализация сталинского мифа о войне, неспровоцированной агрессии, исключительных жертвоприношениях и триумфальной победе избавляет Россию от любой вины, ответственности и даже чувствительности по поводу того, что было до, во время и после войны. Секретный протокол к пакту Молотова — Риббентропа, к примеру, был оправданным тактическим маневром, а не величайшим позором. История редко бывает проста, как кажется, и вполне логично принимать во внимание и такие затруднительные для Советского Союза обстоятельства, как опасение войны с Японией или ошибки Великобритании и Франции. Историк-ревизионист мог бы привести аргумент, что сотрудничество Сталина и Гитлера ничем не уступает предательству Чехословакии Англией в Мюнхенском соглашении 1938 г., но лишь в контексте крайнего возмущения, а не оправдания. Российский подход сейчас лишен таких критических тонкостей. Запад виновен в том, что у Сталина не было выбора, кроме как сотрудничать с Гитлером. А реальные последствия пакта для его жертв не принимаются во внимание.
В послевоенный период Запад и СССР в моральном плане стоили друг друга: Советский Союз «оккупировал» Восточную Германию не меньше, чем США — ФРГ. Сегодняшнее членство стран Восточной Европы в НАТО сравнимо с ролью Варшавского договора в прошлом. Сравнение может показаться поверхностным, но оно, по сути, опрокидывает целую систему взглядов, на которой базировалась не только послевоенная история Европы, но и текущая политика континента. Если холодная война в Европе перестает быть борьбой между свободой и тиранией, а вместо этого становится лишь старомодной геополитической дракой, то ценности и пожелания избирателей не имеют никакого значения. Бывшие государства-сателлиты были не порабощенными народами, покоренными идеологией зла, а пешками на шахматной доске. Америка, финансировавшая польский антикоммунистический профсоюз «Солидарность», морально равна Советскому Союзу, помогавшему сандинистам в Никарагуа. Короче говоря, коммунизм как идеология зашел в тупик, плановая экономика потерпела крах, но кремлевские государственные соображения остались: как любая большая страна, Россия имеет право определять будущее своих соседей. А они не имеют право выражать недовольство…
Вычищение истории Советского Союза — это один этап становления кремлевской идеологии; другой включает в себя 1990-е, время Ельцина. Новое учебное пособие для учителей на первый план выдвигает анархию, провалы и слабость, и при этом практически игнорирует достижения тех лет — развитие свободных СМИ, открытые многопартийные выборы, интенсивную парламентскую культуру, конец государственного планирования и рост малого бизнеса. Отмеченные плюрализмом и политическими свободами, годы Ельцина теперь описываются как времена бедствий, когда враги России обманывали и оскорбляли страну, поддерживая беспорядок и подрывая государство.
Подвергнуть критическому рассмотрению прошлое вполне разумно, и едва бы кто-либо стал утверждать, что время 90-х было безгрешным. Но искажение фактов, предпринимаемое Кремлем, предназначено для того, чтобы изобразить развал Советского Союза как катастрофу, сравнимую с бедственным положением Германии по условиям Версальского договора, заключенного в конце Первой мировой войны. В том случае военное поражение и международное осуждение дополнялись тяжелыми для страны репарациями. Россия же не только не пострадала от военного поражения, но и не была ограничена в помощи с Запада, который закачивал миллиардные займы и субсидии в Россию, далеко не разоренную до того, чтобы нуждаться в возмещении убытков.