С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

Не успел я еще закончить очистку себя от дорожной пыли и грязи и побриться, как ко мне пожаловал человек. Он заискивающе и раболепно переложился в поклоне и сказал на смеси русско-венгерского языка о том, что господа американские бизнесмены приглашают господина русского офицера отобедать вместе с ними. Час от часу не легче!.. Все обстоит так, как я и думал. Думаю: отказаться — значит проявить неуважение к союзной стране и прослыть в их глазах невоспитанным, высокомерным и невежливым. Принять их предложение, то есть приглашение — а о чем я буду с ними говорить? Не об уставе же караульной службы. Как бы тут не попасть впросак?.. Дипломатических же миссий исполнять мне не приходилось отроду, а все-таки человеку, застывшему в полупоклоне у дверей, я сказал:

— Передайте, товарищ, там, этим, что я через несколько минут буду.

Человек же ничего, видимо, не понял и ошалело глядел на меня.

— Вы поняли, товарищ?

Я уже знал такого рода людей в буржуазном обществе, и наше обычное и повседневное слово «товарищ» их шокирует. Насмотрелся я на эти рабские, согбенные спины в хваленой загранице — и в Румынии, и здесь, в Венгрии. И каждый раз, видя такого холуя, хотелось ему сказать, крикнуть прямо по-нашему: «Да разогни ты, дубина, спину! Хватит тебе пресмыкаться и ползать перед кем-то. Стань человеком!» Но махом, одним словом или фразой этакое холуйство и рабство, видимо, не вышибешь. Да и привычка считать себя ниже своих господ у них стала второй натурою.

Человек же, приползший ко мне, еще потоптался и выстрелил скороговоркой: «Будет исполнено, господин капитан!» И задом выпятился в дверь. Я же усмехнулся: вот и я стал «господином».

И передо мной стала новая задача и, наверное, самая тяжелая: я не знаю «господского» застольного этикета. Родился и рос в глухой вятской деревне. У нас с едою все просто. Поставит мать на стол большую миску со щами или супом, в руку ложку — и хлебай, сколько влезет. Или картошку в мундирах. Сыпанет из чугунка на стол и бери, которая на тебя смотрит. Чаще же ломоть хлеба в руку, кружку молока в другую — и ты сыт. Вот и наш этикет. А в армии, на фронте и того проще. Ложка у тебя, как личное оружие, всегда с тобою, за голенищем. Котелок для первого и второго блюда служит. Откуда же мне знать всякие там застольные штучки-дрючки вроде того, в какой руке ложку и ножик держать, что брать вилкой, а что руками, как и когда пользоваться ножом. Наука, которую ни в школе, ни в армии не проходят. Домашняя же наука единственная: если ты не левша, то ложку и вилку надо держать в правой руке.

Минут через десять я уже был готов следовать на званый обед. Даже свежий подворотничок пришил и пуговицы зубным порошком почистил. И, конечно, свои награды, которые успел уже получить, почистил. Ну, а насчет застолья решил: хотя и не знаю всех этих «господских» тонкостей — не велика беда, разберусь. А кое-что, при нужде, и собезьянничаю. Главное — никакого заискивания. Не пристало советскому офицеру-победителю перед кем-то сгибать спину. Да и неизвестно еще, что за птицы эти американцы. Словом, сказал себе, что буду держать хвост пистолетом.

В гостиной хозяина дома их оказалось пятеро. Один из них был, видимо, переводчик и сносно владел русским языком. Наклоном головы я поздоровался сразу со всеми, поблагодарил за приглашение и от имени всей Советской Армии поприветствовал за союзничество и помощь Соединенных Штатов Америки моей стране в этой тяжелой войне против немецко-фашистских захватчиков.

Упомянул о втором фронте и успехах англо-американских войск. Переводчик быстро переводил мою «дипломатическую», как мне казалось, речь на английский язык. Все кивали головами, улыбались и неотрывно смотрели на мою грудь — их привели в восторг мои ордена и медали.

По многу раз они произносили: «О-о-о! О-о!» Когда я закончил свою приветственную речь и сел на указанное мне место, они минут пять еще окали и огокали и, как малые дети, пальцами тыкали мне в грудь, засыпая вопросами — где, когда и за что получены награды. И когда я отвечал — «Это за Кавказ», «За Кубань», «За Таврию», «За Корсунь-Шевченковский», «За Румынию», они изумлялись еще больше. Наконец, переводчик догадался представить мне присутствующих. Хозяин особняка — инженер-нефтяник. Его сын — студент какого-то технического вуза. Трое граждан из Соединенных Штатов Америки — представители нефтяной кампании «Петролиум ойль компани».

Стол, за который мы чинно уселись, был сервирован не по военному времени. На нем тесно было от блюд — ломтиками сыр, жареная индейка, осетрина, зажаренный поросенок, фрукты и разные другие яства, впервые мною увиденные. На средине стола одиноко стоял кувшинчик, видимо, с вином. По правде сказать, есть мне хотелось здорово. Но в чопорной компании надо и самому быть таким же. В волчьей стае надо и самому выть. А вернее, в гостях не дома, что заставят, то и делай!