С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

— Что за цыганский табор? — спросил командир взвода старшина Овчинников.

— Дай-ка по этому «табору» пару горяченьких, — сказал старшине помощник начальника штаба Моргунов, едущий со взводом.

Старшина развернул пулеметную тачанку и дал по обозу две очереди. Ответных выстрелов не последовало. Взвод подъехал к остановившемуся обозу. У телег и фургонов стояли солдаты с поднятыми руками. «Табор» был возвращен в Брилевку.

Недалеко от той же Брилевки располагался небольшой хутор. Было видно, что этот хуторок посещают чьи-то автомашины. Командир 3-го эскадрона послал туда казака Чиниваева узнать, что там за люди и что там они делают. Казак Чиниваев, подъехав к хутору, увидел, что за одной из хат стоит грузовая машина и в нее грузятся какие-то люди. А подъехав ближе, он увидел, что это румынские солдаты. Делать нечего, возвращаться нельзя — его уже видят солдаты. Повернет назад — схлопочет пулю в спину. Надо как-то выкручиваться. А, будь что будет!.. И он решает. Быстро и смело подъехав вплотную к машине, резко остановил коня. Из открытой дверки машины на него смотрел офицер.

Чиниваев же вскинул руку к головному убору и громко сказал: «Герр офицер! Я парторг 3-го эскадрона, 37-го гвардейского полка. Мой командир требует, чтобы вы со своей командой сейчас же явились к нему». И тут же подумал, кому и зачем он это говорит, да еще на своем туркменском языке…

А офицер пожал плечами. Очевидно, что ничего он не понял из речи русского солдата, однако видя решительность и строгость во взгляде солдата, заметно побледнел, поднялся на подножку и произнес:

— Никс ферштейн. Мало-мало руссишь ферштейн тофариш сержент!

Тогда Чиниваев «указание» своего командира передал по-русски.

— Зна-си-ть плен? — глухо произнес офицер.

— Так точно, плен, господин… герр офицер! Следуйте за мной.

Офицер повернул голову к кузову и о чем-то спросил у своих солдат. Те загалдели и радостно закивали головами. А Чиниваев понял, что офицер и солдаты рады плену. Война, видимо, им осточертела, а в плену, может, еще живы будут.

Чиниваев же произнес лишь два слова:

— За мною, м-а-р-ш!

И тронул коня. Ехал он не оглядываясь, противно дрожали руки и коленки. Непроизвольно ежился, ждал выстрела в затылок. Но сзади заурчал мотор машины, и наш смельчак пустил коня крупной рысью, радостно сознавая, что выпутался из сложного положения, но не догадываясь, что этим он спас жизнь и 23 румынским солдатам.

….Группа полковых разведчиков во главе со старшим сержантом Лавриненко ехала в село Маячки, по сведениям, занятое румынами. Дорогу пересекала лесополоса. Днем туда, в гости к румынам, появляться небезопасно, да и задание может быть не выполнено. Решили укрыться в лесополосе до заката солнца, а пока отдохнуть и подкрепить силы. Достали из переметных сумок у кого что было — тушенку, хлеб, масло, сели на проталинке и жуют, балагуря про разное да поглядывая на дорогу. И вдруг видят, что им навстречу шагает группа людей и сзади кривуляет и делает кольца на дороге мотоциклист, колесами подгоняя людей. В бинокль увидели, что мотоциклист — румын, а группа людей — русские солдаты. Пленные, видать.

Лавриненко предлагает: «Давайте пленных освободим, а мамалыжника возьмем живьем». Все согласились и взялись за оружие, поджидая поближе.

Не доходя до них метров двести, мотоциклист забеспокоился — видимо, почуял неладное. Возможно, заметил в лесополосе лошадей. Дальше ждать было нечего, румын может пострелять пленных. Тогда разведчики дали несколько очередей поверх голов людей. Румын же успел развернуться и на предельной скорости удрать, но обронил сорвавшуюся с плеча сумку. В ней оказались карты и штабные документы румынской части. Пленных же мотоциклист вел в Брилевку, в которой несколько дней назад стоял штаб дивизии, а сейчас в ней стоят наши штабы полка и дивизии. Потом жалели, что раньше времени вспугнули конвой, следовавший к нам «в гости».

Полк стремительно шел на Цюрупинск. Командир четвертого эскадрона гвардии старший лейтенант Трофим Сергеевич Прокопец вел головную походную заставу. Шли быстро и скоро стали нагонять небольшую колонну. Прокопец глянул в бинокль. По той же дороге уходила четырехорудийная батарея на конной тяге. Лошади у противника, видать, вымотались — над головами ездовых мельтешили кнуты. Прокопец опустил бинокль, не торопясь уложил его в футляр. Потом обернулся к строю.

— Застава! — Голос командира эскадрона сильный, густой. — За мной галопом в атаку… Марш! Марш!

Прокопец обнажил шашку и дал шенкеля. Серый в яблоках жеребец, сделав свечу, хватил с места. Колонна противника остановилась. Немногим ездовым, успевшим отстегнуть постромки, удалось ускакать. А все остальные сдались в плен.

— Румынэшти не хочет воевать…