С субботы на воскресенье

— Смею заметить, Айрапетова Игоря Владимировича в числе наших вкладчиков нет, а вот вчера один довольно подозрительный, по мнению контролера, клиент… Владимир Андреевич Остроумов сделал первый вклад, так сказать, открыл у нас свой счет, — заведующий показал в принесенную карточку пальцем. — Обратите внимание — счет номер восемьдесят семь тридцать семь. Вклад составляет пять тысяч рублей — сумма немалая.

Сюрприз, как сказал бы Стуков, был налицо. Но еще более интересное приготовил. Слава Голубев, отыскавший таксиста, с которым Айрапетов уезжал из аэропорта. В одной из сберкасс города Игорь Владимирович Айрапетов по предварительной заявке снял со своего счета ровно пять тысяч.

— Вот теперь, Антоша, допрашивай Остроумова, — сказал Бирюкову Степан Степанович. — Кстати, в твое отсутствие звонил из вашего райотдела следователь Маслюков и поручил тебе, если потребуется, провести очную ставку Костырева с Моховым.

Остроумов заявился на допрос, понуро опустив лысую голову и по привычке держа руки за спиной. Увидев его, Слава Голубев быстро написал Антону: «Этот человек вчера был в аэропорту после приезда Айрапетова из городской сберкассы». Антон понимающе кивнул.

Показания Остроумов давал по существу, без лишних отступлений. Чувствовалось, что он приучен на допросах говорить под запись.

— Давайте уточним, — сказал ему Бирюков. — Вы утверждаете, что сами в магазине не были, а только навели соучастников на магазин и отключили сигнализацию. В качестве доли за это взяли от Мохова украденные часы…

— Опаску, бритовку, тоже взял, — угодливо добавил Остроумов.

— Как вы умудрились отключить сигнализацию, если сами в райцентре не были?

Остроумов вытер вспотевшую лысину:

— Поверили моему алиби? Объясню. Когда шел на дело, не собирался каяться с повинной. Все насчет чистого хвоста предусмотрел. Съездил на рыбалочку с женой, перед соседями покрутился. Я — стреляный воробей. Меня куда уж только жареный петух не клевал…

— Продолжаете утверждать свое?

— Бог не даст соврать, — Остроумов показал пальцем в потолок. — Всевышний — не фраер, все видит, — и заторопился. — Да вы, гражданин оперуполномоченный, не сомневайтесь. На суде телегу толкать не буду. Какой мне смысл теперь врать? Повторю буква в букву свои показания, какие сейчас запишите. Пройду с Павлушей Моховым экзамен по второй части восемьдесят девятой — кража по предварительному сговору. Там до шести лет, но, учитывая мое чистосердечное раскаяние, Иван Иванович… виноват, гражданин прокурор попросит года два, а граждане судьи и того меньше отвалят. Обвиниловку хоть сей миг готов подписать. Зачем тянуть время? Раньше сяду — раньше выйду.

— В статье восемьдесят девятой есть и третья часть, — Бирюков открыл Уголовный кодекс и прочитал вслух: — «Кража, совершенная особо опасным рецидивистом или в крупных размерах, наказывается лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или без таковой». Как видите, прокурор может «попросить» самое малое пять лет.

По вискам Остроумова поползли струйки пота. Он растерялся:

— Зачем так жестоко?.. Добыча моя — фунт дыма. Я с повинной пришел, часики вернул…

— Мы не на базаре, где можно рядиться, — строго сказал Антон. — Рецидивист вы особо опасный — судимостей у вас не перечесть. Убыток, причиненный магазину, является крупным. Поэтому следственные органы обязаны обвинить вас по третьей части, и судьи могут вынести постановление конфисковать не только те пять тысяч рублей, которые вчера вы положили в сберкассу аэровокзала, но и домашнее имущество.

Хотя план допроса Бирюкова был продуман заранее, но такого эффекта Антон не ожидал. Остроумов буквально разинул рот, словно ему мертвой хваткой сдавили горло. Больше минуты он приходил в себя и еле-еле выдавил поникшим голосом:

— Пять тысяч — мои сбережения. Определил их в сберкассу, когда надумал идти с повинной.

— Не узнаю Кудрявого, — вмешался Степан Степанович. — Так по-детски вы, Остроумов, никогда на прежних допросах не лепетали.

Плечи Остроумова затряслись. Он уткнулся лицом в ладони и вроде бы заплакал.

— Не надо истерик, — спокойно проговорил Антон. — Рассказывайте правду, это зачтется. Будете лгать, придется напомнить еще одну статью уголовного кодекса. Сто восемьдесят девятую. Знаете такую? Заранее не обещанное укрывательство преступлений, предусмотренных частями второй и третьей статьи восемьдесят девятой, наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.

Остроумов поднял голову и уставился на Бирюкова остекленевшими круглыми глазами. По впалым щекам катились частые слезы, но взгляд был решительным, злым. Проглотив слюну и глубоко втянув воздух носом, он заторопился:

— Деньги дал мне врач Айрапетов, чтобы магазинчик от себя отмести. Чувствую, Игорь Владимирович сблатовал на него Павлушу Мохова и попался с бритвой. Ради всевышнего, не пишите сто восемьдесят девятую, расскажу все, как на исповеди у батюшки.

— А знаете, чем оговор наказывается?