S-T-I-K-S. Игры на выживание

– До вечера я свободна, Потом опять буду помогать Дине в баре. Еще она мне вчера сказала, что нужно сходить в администрацию, получить подъемные от стаба и сообщить, что я нашла для себя работу.

– Вот и отлично, значит, отправишься со мной.

– Куда это, интересно знать?

– А ты уже успела забыть, о чем мы вчера с тобой договорились? Будем сегодня учиться стрелять.

– Так ты правду говорил?

– А с чего мне тебе врать?

– Ну, я подумала, ты, типа, просто выпендривался. Парни часто так делают, чтобы произвести впечатление.

– Девушка, вы меня явно недооцениваете.

– Ладно, признаю свою неправоту. Но это круто. Всегда мечтала научиться стрелять!

– Так чего не научилась?

– Ну, знаешь. Меня воспитывали совсем не так, мама в ежовых рукавицах держала. Ее бы хватил удар, узнай она, что я занимаюсь чем-то подобным. Если бы я только заикнулась, то сразу бы получила целую лекцию, на тему что должна и чего не должна приличная девушка.

– Серьезно? Так ты у нас комнатный цветочек?

– Да если бы. Только не смейся, ладно? Я семь лет занималась балетом.

– То-то я ночью твоей гибкости удивлялся, а вон она, где собака зарыта! И как же это идет в разрез с моими словами о том, что ты комнатный цветочек?

– Ты сейчас говоришь о том, о чем и понятия не имеешь – девушка нахмурилась, беззаботные слова Дикаря ее задели за живое – Знал бы ты, как мы на тренировках пахали, словно ломовые лошади. Суставы потом болят сутками, ноги вечно в синяках, ушибах и мозолях. Ты, наверное, не обратил внимания, но у меня до сих пор суставы пальцев ног – смотреть страшно, раздуты и деформированы от страшных нагрузок. А ведь уже, сколько лет прошло!

– Никогда бы не подумал. А со стороны балет выглядит таким воздушным и изящным.

– Ага, только вот достается эта красота и грация кошмарным трудом.

– А чего тогда бросила?

– В смысле?

– Ну, ты сказала «занималась», в прошедшем времени.

– Вот ты о чем. У меня в переходном возрасте начала меняться фигура. Ну, понимаешь – поймав задумчивый взгляд Дикаря, скользнувший по ее довольно приятным и впечатляющим формам – эй, хватит так бессовестно пялиться! В общем, для балета моя конституция тела оказалась неподходящей. Причем, это стало заметно лишь в после четырнадцати, а я тогда уже пять лет убила на балет. А там ведь нужно быть худенькой, как тростиночка, иначе ты просто не сможешь исполнять пируэты и па. Да и партнера будет не найти. Я пыталась на диетах сидеть, морила себя голодом, чтобы поддерживать нужную кондицию тела. Кончилось плохо – стала падать в голодные обмороки. Пришлось бросить.

– Жалеешь?

– Ну, семь лет жизни, как-никак. Поначалу убивалась, конечно, а потом как-то успокоилась понемногу. В конце концов, балет многое мне дал, научил не сдаваться и преодолевать себя. Да и где бы я еще отработала такую грациозность и плавность движений?

– С самооценкой у вас, девушка, все порядке, как я посмотрю.

– Ну а ты думал?

Решив не откладывать дела в долгий ящик, он потащил ее в «Дешево и сердито». Магазин Надфиля, не смотря на довольно ранний час, оказался открыт. Правда, сам хозяин, вышел на звук дверного колокольчика не сразу. А когда вышел, нехило так смутился, увидев, что Дикарь явился в компании. Торговые навыки и глубокие познания в оружейной тематике не изменили того факта, что Надфиль просто молодой парень, почти пацан, который, судя по всему, не слишком избалован женским вниманием, что в прошлой своей жизни, что в этой.

– Эм, здрасьте.

– Привет.

– Это Надфиль, он тут местный оружейник и торговец оружием, по совместительству. Надфиль, это Европа. Она теперь у Дины за баром по вечерам работает.

– Очень приятно.

Девушка кивнула, явно растерявшись от обилия огнестрельных игрушек, решила осмотреться в этом храме смертоубийственных орудий, чем подарила им немного времени.

– Ты за «брумгильдой» пришел? – Надфиль говорил с ним, а глазами косил на фигуру девушки, явно еще не вполне справившись с фактом ее появления в его магазине.

– А что, уже готово?

– Обижаешь. Всю ночь над ней просидел, под утро только закончил.

– Так тащи свой шедевр, чего тянешь?

Оружейник хитро ухмыльнулся и на секунду исчез в подсобке, вернувшись с небольшим свертком в руках. То, что он выложил на прилавок из этого свертка, заставило челюсть Дикаря со стуком упасть на пол. Узнать «Политрука» в том, что предстало его глазам, можно было разве что по рукоятке с гравировкой. Во всем остальном он изменился практически до неузнаваемости.