– Не правда, – Грубер откинулся на спинку стула и потянулся. – Я открою тебе страшную тайну: я всегда был обеими руками за равноправие женщин. Более того, я признаю за женщинами право быть во всем наравне с мужчинами, но… Любые права влекут за собой определенные обязанности. Почему-то многие об этом успешно забывают. Мои друзья женщины об этом помнили, всегда помнили, даже когда оставались наедине с умирающим и тянущей к нему лапы старухой с косой. Можешь называть меня как хочешь, но если я увижу, что любая дамочка начинает творить дичь, то она вполне может за это от меня огрести, и оправдания типа: «Но я же девочка!» – лично мною в расчет приниматься не будут, – жестко закончил Грубер и снова занялся ящиком стола, пока Снегирь сопровождал Занозу в ванную.
В чем-то бывший капитан был согласен с другом, но… Проклятое «но». Снегирь аккуратно открыл флакончик и отдал Занозе, которая в это время успела умыться холодной водой. Самое смешное, что женщины не слишком обижались на Грубера, который никогда не скрывал своего к ним отношения.
Внезапно вспомнилась Радистка, которая в «Убежище» считалась нежным декоративным цветком. И которая до крови закусив губу, держала зеркало, в котором отражалась жуткая рана на животе Грубера, в тот момент, когда он ее сам зашивал. Он тогда не спрашивал, хочет она делать это и не тошнит ли девушку от одного вида его вываливающихся кишок. Нет, он сказал, делай, и она делала, потому что так надо, так правильно.
– Он такой странный, – пробормотала Заноза, рассматривая себя в зеркале.
– Да, – кивнул Снегирь. – Да, он самый странный тип, из встреченных мной. Ну как, лучше? – Заноза неуверенно кивнула. – Тогда пойдем. Если этому странному типу что-то взбредет в его бедовую башку, то нам придется только догонять.
Они вышли из ванной в тот самый момент, когда Груберу удалось открыть ящик.
– Так, что тут у нас? – он выгреб из ящика довольно тонкую папку и заглянул внутрь. – Какие-то накладные. Приход, расход, приемка, передача, акты о проверках. Ничего не понимаю, – он потер лоб. Бросив папку на стол, Грубер посмотрел на Занозу. – Отвратительно выглядишь.
– Спасибо, ты сама любезность, – Заноза приложила руку ко лбу. Отголоски той боли, которая скрутила девушку совсем недавно, все еще присутствовали, и это доставляло определенные неудобства. Вообще создавалось ощущение, что та вещь, она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
– Так, а сейчас колитесь, на что эта красота так необычно отреагировала? – Грубер вышел из-за стола, подумав, взял папку и засунул ее в рюкзак.
– Предмет, который мы должны добыть согласно контракта очень близко, – Заноза прикрыла глаза. – Очень близко.
– Снегирь, – Грубер вздохнул. – Переводи.
– Видишь ли, Заноза чувствует вещи, которые предстоит найти, – тихо проговорил Снегирь, разглядывая стену за спиной Грубера.
– Представь себе, что я не полный идиот и как раз этот момент я понял. Что за вещь-то?
– Грубер, это… – Снегирь запнулся, а потом решительно посмотрел на друга. – Я сначала не был до конца уверен, но проявление дара Занозы подтвердило мою догадку. Институтский хмырь поручил Падре и его команде найти в этом кластере твой пугио.
Глава 4
Грубер поднялся по лестнице в зал, где, как он помнил, была выставлена экспозиция. Огромный полукруглый зал встретил его многочисленными витринами, оснащенными собственной подсветкой и развешанными по стенам картинами известных художников.
В тот прошлый раз Грубер разбил одну из витрин, чтобы достать древнеримский пугио, который с тех пор постоянно висит у него на поясе. Пояс, кстати, шел в комплекте. Оглядев зал, Грубер не увидел никаких следов его тогдашнего пребывания здесь.
– Ну, в общем-то – это было довольно ожидаемо, – пробормотал он, настороженно осматриваясь по сторонам. – Если кластеры перегружаются, значит, это кому-то надо. Но вот конкретно этот кластер… – он покачал головой.
Как Грубер не пытался вспомнить, был ли коридор, ведущий из холла в то помещение, в котором он оставил Снегиря и Занозу, вспомнить данный факт он так и не смог.
Почему-то ему казалось, что никакого помещения не было, более того, он не помнил даже коридора, который бы выходил из холла. Хотя, вполне возможно, он просто тогда был слишком перепуган, чтобы замечать и тем более запоминать такие подробности.
Но вот то, что и мозаика на полу холла была другая, и картины на стене были представлены совершенно другими авторами – вот это был факт. Если в прошлый раз здесь в основном были представлены импрессионисты, то сейчас… Грубер не особо разбирался в искусстве, но «Купальщиц» Сезана узнал сразу.
– Фовизм, как неотъемлемый элемент постимпрессионизма. О, а вот и «Ирисы» Ван Гога. Никогда не понимал, с какого перепоя, вот это стоит миллионы?