— Ну-ну, успокойся, я ни в чем тебя не обвиняю, просто уточнил — порядок такой. Значит, нашелся у кого-то хитрец и против нашей хитрости. Получается, мы его не видим, он нас тоже не видит. Я чую, что он где-то поблизости находится, он тоже нас чует. Он может в тридцати шагах от нас засесть. Или они. Позиции у нас одинаковые, а это плохо, воевать нужно, когда у нас преимущество. Так что воевать мы не будем. Пойдем по асфальту, только тихо-тихо, звуки от нас приглушены, но все равно услышать могут. А потом обойдем эти места стороной и развернемся к шестой точке.
То, что за группой охотится невидимка (или даже невидимки), заставило Карата по-новому взглянуть на все, что связано с прогулками по Улью.
Первое, что он осознал — если на него будут охотиться столь одаренные личности, охота надолго не затянется и завершится, увы, не в его пользу.
Никакая сверхскорость не спасет от такого противника. Разве что у того не окажется дальнобойного оружия и ему придется приблизиться к жертве на радиус действия невидимости, после чего крикнуть "ура" и броситься в рукопашную. Да и то не факт, что все будет происходить именно так, в механизме этого умения Карат совершенно не разбирался.
Или группы умений. В Улье часто бывает так, что самые разные подарки внешне работают почти одинаково, или называются аналогично, но при этом отличий между ними масса (вплоть до принципиальных). Взять то же ночное зрение — одни видят так же, как днем, другие хуже, чем в самый дрянной прибор, но и тех, и тех в повседневной речи друг от дружки отличать не принято.
То, что передвигаться по кластерам нужно бесшумно, Карат и раньше понимал. В Улье обувь с подковками и прочими звонкими ухищрениями спросом не пользуется именно поэтому. А вот то, что приминаемая твоими шагами трава может с высокой точностью выдать местоположение — новость.
Вот потому Пастор и рвался на асфальт. Шоссе в четыре полосы с лишенными растительности обочинами, простора для сократившейся группы на нем более чем достаточно. Там главное — не топать со всей дури, а примять ты ничего не примнешь при всем желании.
Но, чтобы добраться до шоссе, потребуется преодолеть не одну сотню шагов сделанных перед этим по злополучной лесополосе и подходам к ней. И если среди деревьев можно, пусть и со сложностями, не беспокоить растительность, то дальше столкнулись с неразрешимой проблемой.
Деревья и кусты закончились, за зарослями, до самой обочины, как минимум метров на восемьдесят тянулась полоса густо затянутая травой, причем травой высокой, сочной, не тронутой домашним скотом, не затоптанной ногами пешеходов. И никаких троп через эту преграду нет, разве что назад вернуться, сделать крюк по полю и поискать. Но это значит — пройти поблизости от места, забрызганного кровью Туриста, мимо его винтовки, скрывающей под прикладом громкую смерть.
Граната под оружием — ерунда. Карат прекрасно понимал мысли Пастора — тот опасается, что этот сюрприз специально оставили, чтобы отвести внимание от главного, от того, что с гарантией выведет из строя всю группу, если та сунется в западню.
Невидимость — это здорово, вот только от всего на свете она не защищает.
Пастор, притормозив на краю травяной полосы, оценил ситуацию и спокойным голосом прояснил свои планы по поводу преодоления препятствия:
— До дороги около ста шагов, придется двигаться быстро, постарайтесь не сильно шуметь и ничего не говорите.
Карату греметь особо нечем — ни оружия, ни лишних вещей. Обвешанному разными железяками Черепу тяжелее всего приходится, но, надо признать, что он справляется с этим на отлично — передвигается не громче других. Как ни странно, больше всего шума производит Гномик — мелкий, с виду проворный, глядя на такого кажется, что уж он-то способен незаметной мышкой в любую норку проскользнуть. Но на деле гремел и звенел, будто ржавый древний тарантас, за которым волочились привязанные хулиганствующими мальчишками гирлянды пустых консервных банок.
Всего-то около ста шагов — плевое расстояние, препятствий нет, трава не такая уж и высокая, продвижению не мешает, но все равно мгновенно проскочить не получится.
В ритм торопливой поступи четверки бегущих мужчин, помимо шороха и позвякивания амуниции вкрался посторонний мотив, до этого ничего подобного Карат не слышал. И тут же, нарушая приказ Пастора о звукомаскировке, по ушам резанул крик Гномика:
— Граната!
Наверное, новый мир научил не только тело ускорять — мысли у Карата тоже иногда начинали течь с неимоверной быстротой без предварительного напряжения ушей. Вот и сейчас за кратчайший срок он успел передумать многое.
Звук, который предшествовал крику, очень похож на падение твердого увесистого предмета, и, если вспомнить о значении произнесенного Гномиком слова, можно легко догадаться, о каком именно предмете идет речь.
То, что граната не разорвалась при ударе — хорошо, это дарит Карату немного времени. Сколько именно — сказать невозможно, это зависит от типа запала и особенностей процесса метания.