С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы

День между тем клонился к вечеру. Просторная равнина осветилась бледно-розовым светом от солнечных лучей, переливавшихся на снегу: снежные вершины окрестных гор казались прозрачными, словно сделанными из перламутра. Столбы дыма над Базарджиком все увеличивались в объеме, становились чернее. По-прежнему в полуверсте от нас стояла неподвижно кавалерийская цепь турок, и по-прежнему темными массами обрисовывались на снегу колонны турецкой пехоты вблизи дымившегося города. У нас нашлись под рукой сотня осетин и четыре орудия, и Гурко приказал осетинам выехать вперед, рассыпаться и затеять перестрелку с неприятельской кавалерией. Орудиям приказано было тоже сделать несколько выстрелов. Перестрелка началась: она была ленивая, не оживленная. Но это была не единственная перестрелка, звучавшая в ту минуту на равнине. Левее нас наша кавалерия с утра занимала деревни в окрестностях Базарджика и вела войну с черкесами и регулярной кавалерией неприятеля. Преследовать или наступать на 20 батальонов турецкой пехоты у Базарджика наша кавалерия одна, без поддержки своей пехотой, конечно, не могла, а потому и ограничивалась весь день 1 января стычками с черкесами. Наша же пехота была еще в горах и только завтра могла поспеть в равнину. Словом, турки уйдут без преследования из Базарджика, что и не замедлило оправдаться на самом деле в ночь с 1-го на 2-е число. 2 января Базарджик был уже свободен от неприятеля, и Гурко ранним утром въехал в опустошенный и опустевшый город. Турки отступили за ночь по шоссе к Филиппополю. Они были теперь вне преследования, и все внимание Гурко сосредоточилось на Самоковском отряде турок, который тянулся за рекой Марицей параллельной нам колонной.

В Базарджике Гурко не останавливался вовсе. Он проехал сквозь город по главной улице, носившей повсюду следы грабежа и разорения. Многие здания еще пылали, масса всякого тряпья, черепков, битой посуды валялась по улицам. Жители Базарджика нигде не встретили нас шумной толпой, как это бывало в Этрополе, Софии, еще раньше в Тырнове и Казанлыке. Здесь отдельные лица какими-то бледными, измученными тенями выходили на улицу и безучастно смотрели на нас. Некоторые подбегали к генералу и целовали ему руку. Турки только что ушли. Жители Базарджика еще не опомнились от страха и не пришли в себя от угнетенного состояния духа. Трудно представить себе, что пришлось им вытерпеть за последние дни от турецких солдат, черкесов и башибузуков. Турок страшен для мирного населения, когда является среди него победителем, но побежденный и отступающий турок еще страшнее. Ему нет причин щадить мирное христианское население городов и деревень. На этом населении побежденный турок вымещает свою обиду. В городе мы нашли много отставших турецких солдат, захваченных в плен; между ними двух офицеров. Много турок еще скрывалось в домах, пряталось в шкафах, в подвалах. Некоторые фанатики стреляли из окон домов по проезжавшему генералу.

К 12 часам дня к Базарджику стали подтягиваться колонны Шувалова и Криденера, и тут началась настоящая погоня за неприятелем. Войска быстро задвигались по шоссе, которое местами близко подходило к Марице, и русские, и турецкие колонны, идя параллельно, находились минутами на расстоянии какой-нибудь полуверсты друг от друга по обеим сторонам реки. Но ни наши, ни турки не открывали огня. Молча и напрягая все силы, каждый спешил перегнать другого. Наутро 3 января колонна Шувалова уже значительно опередила турок, перешла Марицу вброд и ударила сбоку на турецкие силы. Колонна Шильдер-Шульднера пошла еще дальше.

Отправляющийся сию минуту курьер заставил меня прервать письмо, продолжение которого отправлю со следующей оказией. Прибавлю только, что колонны Шувалова, Шильдер-Шульднера и Криденера, вступив 3 января в бой со Самоковским отрядом, трое суток кряду дрались с турками, защищавшимися как львы. Не выяснились еще ни наши потери, ни потери турок за эти дни, не приведено еще в известность число отбитых у неприятеля орудий, но Самоковский отряд турок рассеян, разбит совершенно. Трое суток кряду этот отряд, почувствовав себя окруженным со всех сторон нашими войсками, бился, как зверь, посаженый в клетку, бросался в атаку во все стороны, отыскивая себе свободную дорогу. Но прижатый нами к диким высотам Родопского Балкана, как к стене, он бросил орудия, обозы и отдельными группами, единичными солдатами разбрелся по горам. Эти горы известны своей дикостью, в них нет ни дорог, ни деревень.

И по сию минуту еще слышатся в окрестностях Филиппополя орудийные залпы и доносится трескотня ружейного огня.

Город Филиппополь был очищен турками в ночь с 3 на 4 января. В нем находился турецкий отряд, отступивший из Трояновых ворот на Базарджик и по шоссе на Филиппополь. Вчера Гурко вступил в Филиппополь. Подробности до следующей оказии.

Филиппополь,

5 января 1878 г.