С тех пор, как уснула моя красавица

«Проклятая инфекция все не отпускает, — промямлил он. — Вчера было плохо, и все выходные проболел».

Рут позвонила в десять часов. Он, как ребенок, выслушал ее и повторил слово в слово все, что она ему сказала.

Он открыл бар в одиннадцать. В полдень начали заглядывать те немногие старые клиенты, которые еще не оставили его. «Симус, — прокричал один из них, и его веселое лицо расплылось в улыбке. — Печальные новости об Этель, но это ж просто подарок для тебя: ты теперь свободен от алиментов. С тебя причитается!»

В два часа, сразу после довольно оживленного ланча, когда бар почти опустел, появились двое. Один — лет пятидесяти с небольшим, плотный, румяный, у которого на лбу большими буквами было написано коп, и его спутник, стройный латиноамериканец лет около тридцати. Они представились, как детективы О'Брайен и Гомес с двадцатого участка.

«Мистер Ламбстон, — тихо начал О'Брайен, — Вы в курсе, что ваша бывшая жена Этель Ламбстон стала жертвой убийства и была найдена в Моррисон-Стэйт парке?»

Симус впился руками в край барной стойки так, что у него побелели костяшки пальцев. Не будучи в состоянии говорить, он только кивнул головой.

«Не угодно ли вам пройти с нами в участок? — спросил детектив О'Брайен. Он прокашлялся, прочищая горло. — Нам с вами надо бы кое-что прояснить».

* * *

После того, как Симус покинул бар, Рут набрала номер квартиры Этель. Трубку подняли, но никто не отвечал. Наконец она сказала: «Я бы хотела поговорить с племянником Этель Ламбстон Дугласом Брауном. Это Рут Ламбстон».

«Что вам надо?» — это был голос племянника, Рут узнала его.

«Мы должны увидеться. Я сейчас подъеду».

Через десять минут такси остановилось у квартиры Этель. Выйдя из машины и сунув водителю деньги, Рут подняла голову и взглянула наверх. Штора на четвертом этаже шевельнулась. Соседка не теряла бдительности.

Дуглас Браун ждал ее. Он открыл дверь и отступил, впуская Рут в квартиру. Там по-прежнему было на удивление чисто, хотя Рут и заметила тонкий слой пыли на столе. В Нью-Йорке приходится вытирать пыль каждый день.

Мысли одна за другой проносились в голове Рут, но она стояла посреди комнаты, не соображая, с чего начать в такой ситуации. От ее взгляда не укрылось, что на племяннике был дорогой махровый халат, из-под которого выглядывала шелковая пижама. Он выглядел, как человек, который здорово перебрал накануне. Его лицо можно было бы назвать красивым, будь в нем побольше мужественности. Но у Рут он вызывал ассоциацию с человечком, которых дети лепят из песка, человечком, лицо которого размыли ветер и прибой.

«Что вы хотите?» — резко спросил он.

«Я не буду тратить твое и свое время на соболезнования. Я хочу только, чтобы ты мне отдал письмо Симуса, а это положил на место». Она протянула ему незаклеенный конверт. Дуглас открыл его. В нем лежал чек, датированный пятым апреля.

«На что вы хотите меня толкнуть?»

«Я ни на что тебя не толкаю. Просто хочу поменять. Ты мне возвращаешь письмо, которое Симус написал Этель, и все становится на свои места. В среду Симус приходил сюда для того, чтобы принести алименты, но Этель не было дома, и он вернулся в четверг. Он переживал, что письмо может потеряться, ведь он не засунул его как следует в почтовый ящик. Твоя тетя постоянно пугала его судом в случае задержки денег».

«А почему я должен это делать?»

«Почему? Потому что, когда в прошлом году Симус спрашивал у Этель, кому она собирается оставить все деньги в случае смерти, она ответила, что у нее нет выбора — ты ее единственный родственник. Но на прошлой неделе Этель рассказала Симусу, как ты ее обкрадываешь и о том, что она собирается изменить завещание. Вот почему».

Рут увидела, как сильно побледнел Дуглас.

«Вы лжете».

«Я? — переспросила Рут. — Да я даю тебе шанс. А ты дашь шанс Симусу. Мы помалкиваем о том, что ты — воришка, а ты помалкиваешь о письме».

Дуглас испытал невольное восхищение к женщине с тонким волевым ртом, стоящей перед ним, прижав к себе сумочку, в просторном демисезонном пальто, практичных туфлях и в очках без оправы, которые увеличивали ее водянисто-голубые глаза. Он понял, что она не блефует.

Племянник указал глазами на потолок. «Вы забыли, что эта сорока сверху рассказывает всем и каждому, кому не лень ее слушать, про ту ссору Симуса и Этель, которая была за день до того, как тетушка не явилась на все свои встречи».

«Я говорила с этой женщиной. Она не могла расслышать ни единого слова. А что касается криков, то Симус вообще имеет привычку говорить громко, а Этель вопит все время, как только открывает рот».

«Похоже, что вы все продумали, — сказал ей Дуг. — Я отдам вам письмо». Он направился в спальню.

Рут, стараясь ступать бесшумно, подошла к столу. Кроме стопки почты она заметила еще красную с золотым рукоятку ножа, о котором говорил Симус. В мгновение ока нож уже был в ее сумочке. Он был липким, или ей только это показалось?