С тех пор, как уснула моя красавица

Дуг положил чек обратно, раскрыл письмо, прочитал его, потом прочитал еще раз и у него от изумления отвисла челюсть. Что за черт… Он осторожно вложил письмо, лизнул клейкий краешек и крепко прижал к конверту. В сознании Дуга, как застывшая картина, возник Симус, почти бегом пересекающий улицу, засунув руки в карманы. Он явно что-то задумал. Что же за игру он затеял, написав благодарность Этель за отказ от дальнейших алиментов и в то же время, вкладывая чек?

«Судя по всему, она освобождает его, — подумал Дуг, и вдруг мурашки побежали у него по телу. — А вдруг так и предполагается, что письмо прочтет не Этель, а он?»

* * *

Придя домой, Нив с удовольствием увидела, что Майлс основательно прошелся по магазинам.

— Ты даже зашел в «Забарс», а я уж думала, что мне придется завтра раньше закрыться. Теперь я смогу кое-что приготовить уже сегодня.

Она предупреждала, что задержится из-за накопившейся бумажной работы. Про себя Нив подумала, что, слава Богу, он не спрашивает, как она добиралась домой.

Майлс приготовил небольшую баранью ногу, отварил на пару́ зеленую фасоль и сделал салат из помидоров и лука. Он сидел за небольшим столом на кухне, поставив рядом с собой открытую бутылку бургундского. Нив переоделась в узкие брюки и свитер, со вздохом облегчения опустилась в кресло и потянулась к вину.

— Очень мило с твоей стороны, Комиссар, — сказала она.

— Ну, коль скоро ты взялась угощать завтра мушкетеров из Бронкса, я решил это заслужить.

Майлс принялся нарезать мясо.

Нив молча наблюдала за ним. Хороший цвет лица. Глаза уже не больные, и взгляд не такой тяжелый.

— Я терпеть не могу делать тебе комплименты, но ты выглядишь отменно здоровым, — сказала она ему.

— Я нормально себя чувствую. — Майлс положил аккуратно нарезанные ломтики баранины на тарелку Нив. — Надеюсь, что я не переборщил с чесноком.

Нив попробовала.

— Замечательно. Так вкусно можно приготовить только в добром здравии.

Майлс потягивал бургундское.

— Хорошее вино, — его глаза затуманились.

— Некоторая депрессия, — объяснял Нив доктор, когда они обсуждали здоровье Майлса. — Это последствие инфаркта плюс тоска по работе, которую пришлось оставить…

— И вечная тревога обо мне, — добавила Нив.

— Вечная тревога о тебе, потому что он не может себе простить, что не потревожился в свое время о твоей матери.

— Как с этим покончить?

— Держать Никки Сепетти в тюрьме. А если это невозможно, найди отцу какое-нибудь занятие к весне. Сейчас он надломлен, Нив. И без тебя он будет чувствовать себя ненужным, но в то же время он ненавидит себя за эту моральную от тебя зависимость. Он очень гордый. Да, и еще: прекрати обращаться с ним, как с ребенком.

Это было полгода назад. Сейчас уже весна. Нив в самом деле старалась относиться к Майлсу, как и раньше, ни в коем случае не дать понять, что что-то изменилось. Они энергично обсуждали вместе все, что происходило в их маленькой семье и вне ее: от долга Нив Салу до политических новостей.

— Ты первая за девяносто лет в роду Керни, кто голосует за республиканцев! — бушевал Майлс.

— Это еще не значит, что борьба проиграна.

— О, это становится опасным.

И вот сейчас, когда все понемногу стало возвращаться в свое русло, он так встревожен из-за Никки Сепетти. И неизвестно, сколько это может продлиться.

Так размышляла Нив, бессознательно покачивая головой. Она бросила взгляд вокруг себя, в который раз автоматически отмечая, что столовая все-таки самое ее любимое место в квартире. Потертый восточный ковер в синих и красных тонах; кожаные диван и кресла, удобные и уютные; фотографии на стенах: Майлс, получающий несчетное количество различных наград, Майлс рядом с мэром, Майлс с губернатором, Майлс с лидером Республиканской партии. Окна смотрят на Гудзон. В стиле Викторианской эпохи портьеры, которые повесила еще Рената, — темно-синие с темно-красным, едва заметные глазу блестящие полосочки красиво отражают свет хрустальных бра. Между светильниками фотографии Ренаты: на самой первой отец Ренаты запечатлел ее десятилетней девочкой — она почтительно смотрит на лежащего с забинтованной головой Майлса; Рената с новорожденной Нив; Рената с Нив, которая начинает ходить; Рената, Нив и Майлс с масками и трубками для подводного плавания, они только что вылезли из воды. Эта фотография сделана за год до смерти Ренаты.

Майлс поинтересовался меню на завтрашний обед:

— Я не знаю, что именно ты собиралась готовить, поэтому на всякий случай я купил все.

— Сал заявил, что не намерен поститься вместе с тобой, а епископ заказал песто.

— Я прекрасно помню времена, когда для Сала бутерброд, сделанный из белого хлеба, казался невиданным лакомством, и когда мать Дэвина посылала его купить на пять центов рыбный пирог и банку спагетти «Хейнц», — проворчал Майлс.

Попивая на кухне кофе, Нив принялась готовиться к завтрашнему приему. Книги рецептов, которыми пользовалась Рената хранились на полочке над раковиной. Нив достала свою любимую — старинную фамильную реликвию — с рецептами блюд Северной Италии.