С тобой и без тебя

В только что открывшемся ресторане «Акваба» возле ипподрома Танде наблюдал за тем, как Амбер заказывает рис граси нконтомире— блюда кухни Ганы. «Акваба»— значит «добро пожаловать» на языке тви, одном из основных языков Ганы, объяснил ей официант. Она хорошо говорила по-французски и могла болтать, не задумываясь, с официантом или посетителями, которые время от времени подходили, чтобы поздороваться с ними. Это было одной из тех черт, которые он особенно любил в ней. Она была не похожа на большинство европейцев, живущих в городе, которые либо восхищались всем подряд в жизни местного населения, то и дело восклицая: «это великолепно!» или «чудесно!», либо обращались со всеми и смотрели на все вокруг свысока, лениво цедя сквозь зубы, что все это они уже где-то видели раньше. Амбер относилась к Мали точно так же, как относилась ко всему, и к жизни вообще. Конечно, существовали всевозможные отличия, но она воспринимала их умом, а не поддавалась эмоциям. Попрошайки были попрошайками. Мухи мухами. Харматтан ужасен. Блюдо нконтомире,когда его подали, оказалось чудесным на вкус, а рис грасотвратительным. Рис, плавающий в томатном супе, как она его охарактеризовала. Танде очень развеселился.

Они вышли из ресторана около полуночи. В Бамако, так же как и в Париже, ночная жизнь начиналась после полуночи, как он ей объяснил. Выходные начинались в ночь с четверга на пятницу, то есть сегодня, и продолжались до середины дня в воскресенье. Утренняя молитва в воскресенье означала конец выходных. Амбер кивнула. Ей очень нравился утренний призыв к молитве на рассвете, который разносился над городом, хотя Танде и указывал ей на то, что по соседству с его домом мечетям запрещалось пользоваться усилителями. Должно быть, именно поэтому, с его точки зрения, ей и нравился этот звук по утрам. Амбер возразила. Она считала, что этот сигнал задает дню особый ритм, люди живут и действуют в несколько ином ритме. В Лондоне день делится на две части, между двумя часами пик. Все ее передвижения в течение дня связаны с тем, попадает она в утренний или вечерний пик или нет, или занимается чем-то в перерыве между ними.

— Знаешь, как я узнаю, что наступило утро воскресенья? — спросила она, когда они шли к его машине. Он покачал головой в знак отрицания. — По отсутствию шума, — сказала она. — На улицах нет никаких машин. Я просыпаюсь от тишины.

— А теперь ты готова к тишине? — выкрикнул Танде, пытаясь перекричать слишком громкую музыку и смех в клубе. Она кивнула, продолжая держать во рту кубик льда, тщетно пытаясь с его помощью охладить себя изнутри. Было почти четыре часа утра. Они танцевали несколько часов. Они простились с друзьями Танде и стали пробираться сквозь толпу к машине. Он был очень известным человеком. К ним подходили самые разные люди за те четыре часа, которые они провели в буатэ.Пожилые друзья поколения его родителей, его собственные друзья, молодые люди в костюмах и джинсах, которые вели себя и выглядели так же, как тридцатилетние мужчины в любом уголке мира. Они усаживались у стойки бара с кружкой пива в одной руке, лениво перебрасываясь репликами между собой по поводу каждой проходящей мимо симпатичной девушки, хозяина клуба, диск-жокеев, и снова девушек. Амбер была поражена тем, какие красивые здесь были женщины, это были стройные создания, настолько прекрасные и элегантные, что глазам было больно смотреть на такую красоту. Она чувствовала себя бесплотной серой тенью рядом с ними. У них был прекрасно нанесенный макияж и удивительные наряды из какого-то неведомого иного мира. Одна или две из них смотрели на нее весьма неодобрительно, не скрывая своих чувств. Было ли это только неодобрение или разочарование — она не могла определить. Они касались плеча Танде и издавали какие-то восклицания. Симпатии? Или наоборот? Она не понимала. Но, как ни странно, она не испытывала никакой ревности. Она никогда не чувствовала себя рядом с Танде обеспокоенной или беззащитной, совсем не так, как это было с Генри. Он, как правило, так устраивал дела, чтобы заставить ее беспокоиться. Она остановилась. Ей совсем не хотелось думать о Генри, потому что это значило — думать и о Бекки, а она еще была не готова думать обо всем этом.

— Устала? — прервал ее размышления голос Танде. Она повернула к нему голову в темноте машины и положила руку ему на колено.

— Да нет, просто жарко и пить хочется.

— Знаю, это все из-за ветра.