— Ллойд, — я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку. — Приятно познакомиться.
— Взаимно, — говорит он мягким голосом, с какой-то оцепенелой улыбкой на лице. На самом деле, мне кажется, он под кайфом. Типа,
Улыбаясь, Ллойд протягивает руку, чтобы пожать мою, но прежде чем он дотягивается до меня, Аксель резко поднимает руку и хватает мою ладонь.
Я смотрю на него, удивлённая и сбитая с толку.
— Акс, — шепчу я. — Что ты…
— Давайте начинать, — говорит он Ллойду отрывистым и низким голосом.
Противореча резкости его слов, его ладонь нежно спускается по моей и переплетает наши пальцы. Я смотрю на наши соединённые руки. Это ощущается так неожиданно приятно. Всё равно что опуститься в идеально горячую ванну и испытать расслабление во всех конечностях.
— Ллойд, — говорит Паркер, — приступай.
Ллойд кивает.
— Ладно. Поехали, — вздохнув, он закрывает глаза и широко разводит руки. — Друзья, давайте сначала выделим минутку, чтобы насладиться великолепной, яркой энергией, наполняющей это пространство. Природа так добра к нам.
— Иисусе, — бормочет Аксель, подняв взгляд к небу.
Я сдерживаю улыбку и сжимаю его ладонь. Его взгляд опускается к нашим переплетённым пальцам, и он смотрит на них, как и я — будто он не совсем уверен, как это получилось и почему. Я жду, что он отстранится, сделает то, что случалось почти всегда при нашем взаимодействии — отстранится от моей близости. Вместо этого он после секундного колебания мягко сжимает мою ладонь.
Беннет передвигается вокруг нас, щёлкая фотографии. Я не фотограф, но учитывая осенние листья вокруг и мягкий, рассеянный солнечный свет, я не могу представить, почему фото могут получиться неудачными.
Ллойд всё это время болтает, поэтично рассуждая о природе, энергии и любви, замыкающей цикл жизни, но я вообще не слушаю. Я слышу лишь щелчки фотоаппарата. Я чувствую лишь ладонь Акселя, такую крепкую, мозолистую и тёплую, и его пальцы, переплетённые с моими.
— И вот так, — говорит Ллойд, — принимая напоминание, данное нам природой, давайте отпразднуем сей фертильный союз…
Беннет хрюкает и едва не роняет камеру.
—
— Я тебе потом скажу, — бормочет Паркер, прижав её к своему боку и тем самым заслужив её хмурую гримасу.
— Аксель, — говорит Ллойд, не заметив этот обмен репликами, — берёшь ли ты Руни в жены, дабы она была твоим партнёром и товарищем-спутником в путешествии жизни?
Аксель прочищает горло, затем произносит низким и мягким голосом:
— Да.
— Руни, — Ллойд обращается ко мне, — берёшь ли ты Акселя в мужья, дабы он был твоим партнёром и товарищем-спутником в путешествии жизни?
Я медленно вдыхаю, пока нервозность сотрясает моё тело, и стараюсь сделать голос ровным.
— Да.
Мы даём обещания любить и лелеять друг друга, отринуть всех остальных, в болезни и здравии, в богатстве и бедности. Сначала Аксель, потом я, и каждое слово кажется чуть более устрашающим, чем предыдущее.
Может, это мой комплекс чувства вины за ложь. Может, это моя любовь к правде фактам и победе правильного над неправильным, но так неловко давать клятвы, зная, что нарушу их через год. Когда я заканчиваю говорить, мой голос дрожит вместе с моим телом.
И Аксель знает. Он чувствовал каждую дрожь, каждую волну напряжения, пронёсшуюся по мне. Потому что он ни на секунду не отпускал моей руки. До этого самого момента, когда он нежно разжимает хватку и достаёт кольца — мы согласились, что логично будет носить их ради фотографий, которые будут отправлены исполнителю завещания его дяди.
Отдав своё кольцо Скайлер, чтобы та потом дала его мне, Аксель медленно и размеренно надевает на мой палец тонкий ободок из белого золота. Он начинает отпускать, но потом останавливается и наклоняется, нежно поправив кольцо, чтобы оно сидело правильно. В этот момент я вижу, как он, должно быть, отступает на шаг от своих картин, хмурится и изучает, а потом подходит обратно, чтобы сделать всё идеально.
Скайлер мягко поддевает меня и предлагает кольцо. Я принимаю широкий ободок из матового металла, затем беру ладонь Акселя и чувствую, как он напрягается, пока я надеваю кольцо на его палец, и по мне проносится странное ощущение дежавю.
Я чувствую на себе пытливый взгляд Акселя. Мне ненавистно, что я сейчас такая — не могу спрятать все эти уязвимые, непокорные чувства под поверхностью своей привычной яркой улыбки и бодрой энергии. Мне ненавистно, что я выгляжу нетвёрдой, и что мой голос мог звучать неуверенно, тогда как на деле я просто застана врасплох тем, как интенсивно всё это ощущалось.
Надеюсь, я не оскорбила Акселя, не заставила его думать, будто я сомневаюсь или сожалею об этом или о нём или…