С тобой? Никогда!

Наступает тишина. Все замирают. Мои руки дрожат, капельки пота рисуют дорожки на коже, я слушаю, как Леся дышит в микрофон, высоко вздымая грудь, и… пространство разрывают барабаны! Я снова, как в беспамятстве, ударяю по клавишам, парни рвут струны, а над нашими головами вторит голос:

— Любовь это птица!

Любовь — это птица-а-а-а!

Самая сложная часть. Но я играю ее своими нервами, своей душой. Играю, как чувствую. Так как проживал эту песню все эти годы. Она должна услышать ее!

И как только звучит последний аккорд, мои руки обессиленно падают вниз. Глядевшие до этого завороженно и внимательно зрители в секунду взрываются аплодисментами и криками.

— Спасибо, ребята! — Леся откидывает влажные волосы с лица. — Мы рады, что вам понравилась наша песня! Ее написал Яра для своей девушки. Похлопаем Яре! Да, спасибо! И кстати… Даша, если ты здесь, мы любим тебя! — Тяжело и рвано дыша, она поворачивает ко мне голову и улыбается. — Он любит! Но и мы тоже!

Я благодарно киваю и смахиваю пот с лица. Ужасно жарко. Я весь горю.

Даша

Это было невероятно. Невозможно. Та самая мелодия! Те самые звуки, которые всегда были прочно связаны в моей памяти с Ярославом!

А теперь он и его группа исполнили ее на сцене. Для меня. Я не знаю, что со мной происходило в этот момент — просто не помню. Каждое слово, каждый звук, каждая нота — все это вызывало целые цунами ощущений — гигантские, мощные волны дрожи, разносящиеся по всему телу.

Конечно, я следила за их выступлением из зала. Стояла на лестнице, смотрела на сцену и покрывалась мурашками. Но эта песня… Она перевернула всё. Я помнила ее, помнила каждый ее звук. Он написал ее давно, еще в школе, а теперь положил на нее такую трогательную лирику, что мне становилось трудно дышать, осознавая, что все это обо мне. О нашей любви…

Я стояла, как вкопанная.

Меня словно пригвоздили к полу. Слушала и дрожала, и ничего с собой не могла поделать. Ярик играл. Он делал это с закрытыми глазами, будто не хотел никого видеть. Он жил в музыке, как в своей стихии. А когда Леся произнесла со сцены мое имя, меня затрясло. И Ярослав безошибочно, словно сердцем, сразу же отыскал меня в зале.

Открыл свои веки и посмотрел на меня сквозь толпу. Будто и не видел фанаток, тянущих к нему руки, будто не слышал их криков. Смотрел своими черными, как ночь, глазами и улыбался. Устало, взбудоражено. Волнуясь, понравится ли мне.

И тогда я прижала руки к сердцу: «Конечно, понравилось». И он несколько раз кивнул, смеясь от счастья. Боже, я так гордилась им! Так была за него рада!

Концерт продолжился еще парой песен. Разгоряченные фанатки, коих здесь оказалось не так уж мало, плакали и выкрикивали имена участников группы. Некоторые даже раздевались, умоляя оставить автографы на их телах.

— А этих кто пустил? — Недовольно прошептал голос за моим плечом.

Я вздрогнула. Опять эта Лола подкралась не вовремя. Пришлось незаметно смахнуть выступившие на веках слезы.

— Я думала, у вас здесь фейс-контроль. — Буркнула она, наклоняясь на перила и становясь рядом со мной. — А вы всякую шелупонь пускаете.

— Фан-клуб получил два десятка пригласительных. — Объяснила я. — Так захотели музыканты.

Ребят провожали со сцены визгом и криками. Я оглядела зал: гости хлопали. Кажется, все остались довольны. Даже золотые детки, не разбирающаяся в хорошей музыке, да и ни в чем, собственно говоря, кроме ценников на алкоголь — для них чем выше, тем лучше, были в восторге.

— Ну, что? Пошли за кулисы? — Толкнула меня в бок Лола.

Я постаралась одним взглядом дать ей понять, что если коснется меня еще раз — получит в глаз.

— Зайдешь, представишься подругой Тима, попросишь автограф. — Пояснила я, увлекая ее за собой к двери за сценой. — Это большее, что я могу для тебя сделать.

— Ну, ты это, познакомь нас! — Тявкнула она в спину.

Я предпочла промолчать. И так много чести.

— Свои, — указала на нее охраннику.

Мы прошли в коридор, и первое, что мне бросилось в глаза — слишком много посторонних. Среди сотрудников клуба тут и там попадались приятели Тима: Воробей, сын депутата Воробьева, Кензо (кажется, его звали Ваней, но привычка обильно душиться наложила отпечаток), Гриша (тот самый, который долго и безрезультатно увивался за мной) и Мойша (которого в жизни звали Йосей — просто не спрашивайте, почему Тим прозвал его именно так).

Парни курили, что-то оживленно обсуждая. Кажется, все четверо были уже изрядно навеселе.

— Ребята, выход там. — Проходя мимо них, строго указала я на дверь. — У нас здесь не курят.

— О, приве-е-ет! — Словно не замечая меня, поприветствовали они Лолу, отчаянно вертевшую задом, чтобы ее заметили.

И только Гриша, приподняв одну бровь, бросил на меня томный взгляд:

— Дашка, выглядишь… улетно!

— Спасибо. — Сдержанно кивнула я. И, поравнявшись с ними, сказала: — Парни, вам не мешало бы проветриться.

Но без Тима рядом, я не была для них авторитетом. Меня просто проигнорировали. «Надо сказать охране», — подумала, проходя дальше. Постучала в дверь гримерки.

— Подожди! — Цыкнула на меня Лола, поправляя устройство, поддерживавшее ее грудь под правильным углом.