С тобой - но без тебя. Жизнь пополам

Внезапно Мария поняла, что хочет в туалет. Выпитое шампанское дало о себе знать в самый неподходящий момент, подступив тошнотой к горлу и наполнив, казалось, до краёв мочевой пузырь.

Буквально взвыв от бессилия и страха, Мария потеряла счёт времени и думала сейчас только об одном: куда её везут и как из этого всего теперь выбираться.

В какой-то момент машина заметно сбавила скорость и остановилась совсем. Приехали. Вздрогнув всем телом, Мария зажмурилась от яркого света, ударившего ей в глаза, едва открылся багажник. Те же грубые, чужие руки вытащили её из машины, буквально швырнув на пол. Треснул, надломившись, каблук, а её уже под руки тащат куда-то.

Глянув беглым взглядом по сторонам, Мария обомлела: стройка! Настоящая, реальная стройка, с замершими на предстоящие праздники стрелами башенных кранов и бульдозерами, ещё утром, по-видимому, копавших котлованы…

Какие-то грязные мужики, сидящие на таких же грязных, наспех сколоченных лавках, чужая речь, цоканье языками, плотоядные взгляды на неё со всех сторон – Марию била, не прекращаясь, крупная дрожь: куда она попала?…

Строящееся здание высотки. Тёмная лестница вверх. Её тащат, покрывая матом, но – не бьют. Пока ещё - не бьют, и на том спасибо – мелькает спасительная мысль, но вот уже её выводят на этаж. Тут – темнота. Ни одной лампочки, только блеклый свет ночного города просачивается в пустой ещё проём окна. И – запахи. Кругом – чужие запахи. Битого кирпича, сырого цемента, пыли, и ещё чего-то: тяжёлая, мерзкая смесь запахов нежилого помещения.

Посередине комнаты стол – грубо сколоченный, грязный, заляпанный известью и побелкой монтажный стол. Легко подхватив девушку, парни резво привязывают её к столу: один – руки, другой – ноги, и на голову натягивают холщёвый мешок, будто в этой тьме она сможет кого-то рассмотреть и тем более – запомнить…

- Негоже девочкам одним гулять и задницей вертеть без сопровождения! – внезапно раздаётся у Марии над головой спокойный, слащавый голос, и обладатель этого голоса проводит по её груди рукой, раздвигая полы шубки, наброшенной на плечи: выйдя из кафе, она даже не подумала застегнуться, видя машину Петра и направляясь к ней уверенной походкой. А рука уже сжимает грудь, стянутую бюстгальтером под шёлковой тканью блузки, заставляя Марию дёргаться и извиваться на столе, в тщетной попытке сбросить эту руку.

А голос невозмутимо продолжает:

- Довертелась. Теперь обслужишь наших работников – всеми своими рабочими дырками. Понятно? – голос вдруг стал жёстким и произносимые слова – отрывистыми, - Будешь послушной - уйдёшь на своих ногах. Сопротивляться начнёшь – вперёд ногами, но – после того, как всех удовлетворишь… - Марию скрутило от вновь подступившей к горлу тошноты, и она глухо застонала, моля всех богов, чтобы ЭТО скорее закончилось. Сколько их? Двое? Трое? Долго это продолжаться не сможет, и совсем скоро её уже отпустят…

Но внезапно послышался дробный топот тяжёлых сапог по каменным ступеням лестницы, и девушка поняла, что там – далеко не один человек, а целая строительная бригада тех, кто сидел там, внизу, плотоядно оглядывая её, идущую мимо них по дороге наверх.

Шаги приблизились, и эти, вновь прибывшие, затоптались на месте, вроде как не решаясь прикоснуться к девушке. Натянутая, как струна, Мария с ужасом ждала, что с ней будут делать эти грязные, чужие люди.

Крупная дрожь пробила всё её тело, и Мария едва не потеряла сознание, когда вдруг ощутила первое прикосновение – к ноге. Обнажённой ноге, потому что чулок где-то уже успел порвался и висел лохмотьями, выставляя плоть её на обозрение и… Всё остальное.

Прикасались к ней в перчатках – грубых, рабочих перчатках. Иногда ей даже казалось, что она ощущает жёсткие кусочки строительных материалов, присохших к ткани. «Боже, даже не сняли перчатки – как цемент месили, так и ко мне пришли…» - пронеслось в голове у девушки, и она глухо взвыла, мотая головой из стороны в сторону в бессильной попытке скинуть эти руки, всё настойчивее гладившие её беззащитное, распятое на грубом столе тело. Лишённая и зрения, и осязания, связанная по рукам и ногам, Мария была на грани истерики.

Полы её шубы раскидали в стороны, кто-то задирал юбку, кто-то трепал застёжки блузки, прорываясь к груди, кто-то, добравшись до трусиков, одним резким рывком порвал их прямо на девушке.

Осознав, что уже совсем скоро кто-то первый овладеет ею, Мария завыла, уже не переставая, в панике и диком страхе продолжая извиваться всем телом под этими чужими руками, когда вдруг прикосновение ледяного острия ножа к шее не заставило замереть её:

- Будешь дрыгаться – порежу, - спокойно и невозмутимо прозвучало над её головой. Задержав дыхание, Мария послушно замерла, покрываясь липким потом от страха, пока острый нож разрезал прямо на ней юбку, так и не расстёгнутую блузку, задержавшись чуть дольше на плотном кружеве бюстгальтера, и следом – полоснул, едва царапнув, по щеке, разрезая кляп.