С тобой. Только с тобой!

– Получается, мы оба проиграли. Причиной тому недосказанность. Если бы ты сразу признался, сказал правду, ничего этого могло не случиться. Мне жаль.

– Зачем ты пришла? Чтобы сделать больно или пытаешься сохранить отношения?

– Захотела быть честной с тобой.

– Разве возможно обманывать честно?

– Я не давала тебе обязательств, ничего не обещала.

– А признания в любви, разве они совсем ничего не значат?

– Они были искренними, но я не сумела с собой справиться, сомневалась, что что-либо серьёзное получится. Мне нужен мужчина, а не иждивенец.

– Я работаю. Получается, что сомневалась в себе, а играла мной?

– Так бывает. Наверно я очень слабая. Ты останешься в моей памяти светлым пятном, нор теперь это ничего не меняет.

– Любишь его?

– Не знаю. Я теперь ничего не знаю! Ребёнку нужен отец, только и всего.

– Будешь жить без любви, только потому, что поддалась минутному соблазну, позволила случайному мужчине сделать тебя матерью?

– Разве теперь есть варианты? Может быть, ты станешь отцом этому ребёнку?

– Нет. И не потому, что ребёнок чужой: не хочу начинать жизнь с обмана. Я тоже слабый. Боюсь, что впоследствии могу вспомнить твою вину, тогда жизнь может превратиться в постоянный ад. Однажды я уже столкнулся с предательством. Мне казалось, что способен простить, но, увы, это оказалось слишком сложно. Именно потому я до сих пор один. Ты права, нам нужно расстаться.

Глаза женщины налились слезами. Она бросилась в объятия, принялась громко рыдать.

Рубашка Кирилла ещё сохраняла влагу, пролившуюся из глаз Ирины; манящий, волнующий запах её шелковистых волос, ощущение особенного, согревающего до кончиков пальцев тепла. И тошнотворный вкус её странных поступков, которые не укладывались в голове.

Он был опустошён, выжат, раздавлен.

В мыслях крутились случайно прочитанные, но отчего-то запомнившиеся стихи: “на кораблике бумажном наша юность вдаль умчалась. Что казалось нам неважным –  самым главным оказалось. Всё так близко, всё так тонко, только это вспомнить мне бы, как смеялись нам вдогонку две звезды в высоком небе”

Звёзд больше не было.

В прямоугольнике окна быстро проплывали сгустки туч, завывал ветер, по стеклу стекали капли, точно такие, как из его глаз.

Вспомнилась первая, единственна до Ирины девушка, которая была ему по-настоящему дорога.

Это был возраст любви.

В то время ему грезились романтические отношения, чувственные и яркие, какие описываются в романах, легендах и сказках.

Кирилл заглядывал в глаза каждой встреченной девушки, пытаясь отыскать в них искру любви. В его поступках и мыслях было достаточно сухого хвороста, чтобы зажечь необъятное пламя непорочной страсти.

Он ждал любви, жаждал её испытать, надеялся, что волшебное чувство не обойдёт его стороной.

Сознание посылало и посылало сигналы возвышенных влечений, перед возможностью которых он благоговел, беспомощно озираясь вокруг, но ничего не находил, потому, что не представлял, как именно выглядит то, что ищет.

Переживания неизведанного, но желанного, переполняли, будоражили, овладевали каждой клеточкой тела, которое ждало чуда.

В то время он был способен принять за любовь любую улыбку, жест или взгляд, даже незначительный намёк на взаимные помыслы.

Нет смысла говорить, что Кирилл летал во сне и наяву, пытаясь утолить жажду затерянных в пространстве и времени ощущений, без которых продолжать жить было невозможно.

Он был настойчив и беспомощен, утеряв связь между реальностью и вымыслом. Тысячи раз юноша что-то испытывал в грёзах, не понимая, отчего становится так хорошо.

Так было не всегда. Чаще к Кириллу приходили видения, в которых липкая пустота была наполнена невнятными, но тревожными звуками и смыслами.

Он от кого-то убегал, что-то пытался спрятать. Каждый раз, когда хотел дотронуться до чужого пленительного тела, которое обычно расплывалось и таяло во тьме, испытывал блаженную истому и восхитительный трепет, но сталкивался с пустотой, рождающей отчаяние и страх.

Пережитое в мечтах было слишком ярким.

Столкнувшись с первыми чувствами наяву, Кирилл начал невольно сравнивать, почему-то не в пользу реальности.

Всё было не то и не так.

Первые слюнявые поцелуи с Полиной вызывали не столько сладостный трепет, сколько брезгливость. Кирилл старался незаметно отвернуться и вытереть губы.

Девушка была прелестна, но не такая, как в мечтах.

Юноша страдал от несоответствия, пытался понять умом, в чём причина необъяснимого беспокойства, странной настороженности, но не находил объяснений.

Несмотря на тревогу и предчувствия их отношения развивались, формировались и крепли. Многое из того, что вызывало смутные предчувствия чего-то неправильного, забылось. Ребята проводили вместе практически всё свободное время.

Кирилл осознал, что настоящая любовь отлична от придуманных, созданных из фантазий отношений.

Первый раз, когда юноша приник к  нагому телу подруги, ощутил по-настоящему то, о чём грезил и мечтал, было совсем иным, чем представлялось.