Целую неделю ждал и не дождался Корницкий ответа на посланную записку. Волчий остров - лагерь Никодима Барсука - молчал, словно его и не было на свете, и все россказни про отряд и его хмурого командира - это досужие вымыслы разведчиков. По-видимому, причиной всего этого была немецкая форма, в которую вырядился сам и вырядил своих друзей Мишка, чтоб безопаснее пробраться в город, в гарнизон. Но то, что вводило в обман встречных немцев, которые здоровались с ним своим лающим "хайль Гитлер", возмутило и насторожило Никодима Барсука. Вдобавок Мишка еще стал выспрашивать, правда ли, что у них есть противотанковая пушка. Может быть, все это и было причиной глухого молчания Волчьего острова. А могло быть и потому, что барсуковцы остерегались расплаты за потасовку с Мишкой и его друзьями.
Занятый этими мыслями, Корницкий сел на коня и направился в дорогу. За ним, сдерживая норовистую Сороку, летел Мишка, теперь уже неизменный спутник Корницкого.
- Отсталые люди! - заговорил Мишка, когда они выехали из деревни на снеговой простор поля, огороженного темной стеной леса. - Но мне кажется, есть там и добрые хлопцы. Стоит их только расшевелить.
- Ты газеты, книжки взял? - перебил его Корницкий.
- Тут, в сумке, - торопливо ответил Мишка и далее добавил несколько обиженным тоном: - Раз был приказ взять, так взял...
- Очень хорошо. Только ты уж не задирайся...
- А когда я задирался? - поглядывая на Корницкого удивленным невинным взглядом, заговорил Мишка. - Если хотите знать, Антон Софронович, кто был самый тихий хлопец в караваевской бригаде, так я вам скажу.
- Ну, кто?
- Я, Антон Софронович.
- Ты?
- А кто же может быть другой? Я только не могу терпеть несправедливости. Где это кто видел, чтоб людей нашей бригады так неделикатно встречали! Это ж австралийские бушмены и то так бы не сделали. А он, Барсук, командует на этом Волчьем острове, как средневековый король! Ну, я...
- А вот сегодня услышим, что ты там натворил, - промолвил Корницкий.
- Ну вот, теперь уж я и виноватый! Во всем виноват Мишка. Виноват, что первый расспросил про противотанковую пушку... Пусть бы кто другой попробовал раздобыть такие сведения!..
Мишка, обиженный, умолк и только время от времени со злостью дергал поводья. Сорока никак не хотела взять в толк, что от нее требует хозяин, и старалась, пригнув голову, стремительно ринуться на боковую стежку. И только когда въехали в лес, она понемногу успокоилась, очевидно поняв безнадежность своих намерений повернуть к дому.
Корницкий сердился и не сердился на Мишку. Он осуждал и не осуждал Никодима Барсука. Каждый в этой беспощадной войне с врагами боролся как умел. Один лез, пробирался, рискуя каждую минуту своей жизнью, в самый немецкий гарнизон, чтобы раздобыть необходимые сведения, другой, наоборот, никуда из своей хаты или из землянки не вылезал, но уже никогда, не глядя на самые тяжелые потери, не сходил с места при налетах эсэсовцев и полицейских.
Никодим Барсук не посылал своих людей ни в гарнизоны, чтоб разузнать намерения врага, ни на железную дорогу, чтоб сбрасывать под откос немецкие эшелоны. Никого не пропускал и в свой лагерь, остерегаясь немецких шпионов. В "колхоз", как он называл свой отряд, он принимал лишь свою родню, людей с фамилией Барсук. Если человек начинал возражать и говорил, что ему уже некуда идти, разве что только на немецкую виселицу, он спокойно перебивал его:
- Подожди, хлопец, подожди. Диспут мы с тобой после войны начнем. А что некуда идти, так ты говоришь неправду. Теперь отряды в лесах как грибы повырастали. Чтоб было тихо и хорошо, валяй отсюда к Караваю. Да смотри в оба, у нас тут вся зона заминирована. Не дай бог, подорвешься, не дождавшись мира... - и, обращаясь к патрульному, сурово добавлял: - А вы, хлопцы, не вызывайте меня по таким делам. Поступайте, как в нашем уставе записано. - И, уже не обронив ни слова, поворачивался и шел в лагерь.
А "хлопцы" моментально выпроваживали незваного человека из своей зоны. Иной раз хлопцы, так Никодим Барсук называл своих бойцов - было ли им по семнадцать или по шестьдесят лет, - коротко спрашивали, остановив человека:
- Как зовут? Фамилия?
- Вы шутите или что? До войны пять лет на одной парте сидели в школе, вместе курсы трактористов кончали...
- Ничего, браток, не поделаешь. Такой приказ председателя. В свой "колхоз" мы принимаем только Барсуков...
Такие слухи ходили про Никодима Барсука и его, отряд. У него не было командиров отделений, взводов, рот. Были звеньевые, бригадиры, заместитель председателя, сам он, председатель. Корницкий еще слышал, что Барсук запретил своим "колхозникам" смеяться, играть на гармонике или заводить патефон: "Когда на нашей земле чужие люди хозяйничают, так не для чего веселиться и песни играть".