С точки зрения Ганнибала. Пунические войны

Ганнон отправил четырехтысячный отряд наемников на юго-запад Сицилии, к городу Энтела, и обещал отдать его на разграбление. Это, мол, возместит все невыплаченное жалованье. Одновременно с тем Ганнон якобы отправил к консулу Отацилию тайного гонца, который шепнул римлянину на ухо, где будут находиться галлы, и римляне устроили наемникам засаду. Их перебили до последнего человека.

Но, поскольку Ганнон проигрывал все сражения против римлян, его отозвали из Сицилии назад в Карфаген и там «оштрафовали» (неясно, что имеется в виду — учитывая судьбу предыдущего Ганнона, вряд ли он остался жив).

История с наемниками-галлами представляется сомнительной. Дело в том, что, согласно Полибию, Отацилий к тому моменту уже вернулся в Рим, а военные действия против карфагенян возглавляли новые консулы, Луций Постум и Квинт Мамил. Возможно, подобный эпизод имел место в другой момент войны.

Если верить Полибию, а он обычно достаточно точен, имя карфагенского полководца, запертого с войсками в Акраганте, — Ганнибал. Имя невероятно распространенное, но родословие данного конкретного Ганнибала[29] нам не известно.

Этот полководец понимал, что собственными силами не справится, поэтому отправил в Карфаген сначала одного гонца с известиями о положении дел и просьбой о помощи, потом другого. И родина откликнулась.

Карфаген выслал на Сицилию корабли с подмогой: помимо солдат, из Африки отправили слонов. Это подкрепление получил второй карфагенский военачальник на Сицилии, которого Полибий называет «Ганнон».

Ганнон собрал все силы, какие только находились в его распоряжении, нанес удар по Гербесу и занял его. В результате легионеры оказались зажаты между двумя линиями неприятелей: Акрагант (который они осаждали) и войска Ганнона (которые осаждали их самих, подойдя со стороны Гербеса).

Римляне уже начинали подумывать о возможном отступлении, однако Гиерон, выполняя свой союзнический долг (а может, из других соображений: поблизости от родных Сиракуз ему ненужны были ни сильный Рим, ни сильный Карфаген), прилагал все усилия для того, чтобы хоть как-то снабжать легионы хлебом.

Среди римлян начались болезни: они слишком долго жили скученно, в тесном пространстве. Зараза, по мнению Ганнона, ослабила римских солдат, к тому же они определенно недоедали. Теперь появилась возможность разбить непобедимые легионы, и Ганнон решился на битву.

В карфагенском войске насчитывалось, как пишут античные авторы, до пятидесяти слонов. Впереди выступала нумидийская конница.

Приблизившись к первому валу, ограждающему римский лагерь, нумидийцы начали дразнить противника и вызывать его на бой, а затем притворно отступали. Это был обычный прием: если атакующие увлекутся и оторвутся от основных сил, нумидийцы развернутся к ним лицом и вступят в бой. Так и произошло — римская конница понесла большие потери.

После этого Ганнон разбил свой лагерь совсем недалеко от римского.

Следующие два месяца обе армии стояли друг против друга, ничего особенного не предпринимая.

В конце концов ситуация созрела: никто больше не желал ни осаждать, ни сидеть в осаде. На открытом пространстве, разделявшем лагеря, произошло сражение.

Одолеть римлян на суше не удавалось пока никому. Сначала обратились в бегство наемники, которых карфагеняне поставили биться в первых рядах, за ними повернули и остальные. К вечеру римляне захватили слонов и весь обоз противника. Опьянение внезапной победой было так велико, что римляне утратили бдительность.

Ганнибал решил, что настал удачный момент, когда можно спасти положение хотя бы отчасти. В полночь он вышел из города со своими войсками. Рвы, которыми трудолюбивые римляне окружили Акрагант, он забросал заранее подготовленными «снарядами» — плетеными мешками, в которые натолкали мякину, — и по такому «мосту» выбрался из кольца осады.

На рассвете римляне увидели, что карфагеняне вырвались из западни. Они пустились в погоню, слегка куснули карфагенский арьергард, но на этом преследование прекратили и вошли в город. Поскольку гарнизона в Акраганте больше не было, римляне разграбили его подчистую, жителей обратили в рабство и буквально растоптали строптивый город.

Политические последствия этой победы оказались двойственными. С одной стороны, многие сицилийские города были всерьез напуганы успехами римлян. Им казалось, что сопротивляться легионам бесполезно: солдаты-латиняне терпеливы, не боятся никаких трудностей и способны сидеть под стенами осаждаемого города месяцами. К тому же в легионах не случается бунтов: служба в римской армии была делом граждан, а не наемников. Поэтому многие сицилийские города «добровольно» перешли на сторону Рима.

Однако если на суше Рим был непобедим, то на море первенство принадлежало Карфагену. Из этих соображений некоторые приморские города, напротив, изъявили покорность Новому Городу.

В Карфагене тоже сделали верные выводы: следует навязывать противнику боевые действия там, где пунийцы заведомо сильнее, — на море.