Читаем С трех языков. Антология малой прозы Швейцарии полностью

Ледяные ветры смешивались с жарким дыханием муссонов. За возникновением жизни следовало вымирание жизни. Динозавры ревели и гибли от своей собственной величины, вулканы доносили вести из глубины и затухали, птицы поднимались в воздух и кружили над частями света, гонимыми перепадами температуры и постоянно отдалявшимися друг от друга. На смену хрупкому яйцу пришло живорождение, новые звери пили молоко своих матерей, летучие мыши шныряли в дебрях тропического леса, уже не опасаясь вымирания.

И так миллионы лет.

Возникли Альпы. Распри между каменными гигантами — их имена гнейс, гранит, доломит, известняк, сланец. Один из них, чтобы принять участие в битве, прибыл из южной пустыни — Веррукано, старец, рыжеватый, сын огненной матери-магмы, он ринулся на юнцов и прижал их к земле, пока те не сдались. Но, занявши место наверху, он оказался под натиском бурь, града, снега и льдов и быстро выветривался, то тут, то там от великана отрывалась глыба и с грохотом рушилась вниз, рассыпаясь на мелкие части.

Еще двадцать миллионов лет до того, как глаза человека увидели горы и со страхом заглянули в другие человеческие глаза, услышав грохот падения скальных обломков.

Ледники расползались и снова отступали, распространялись и гнали прочь племена людей на поиск более приветливых мест. Один из них, что расположился у подножия древнего Веррукано, взял с собой все эти обломки в дальнюю дорогу, и в своем более чем тысячелетнем странствии только разрастался. У него было достаточно времени, чтобы своим ледяным натиском отшлифовать эти камни, и когда язык его начал таять, а сам он отправился в обратный путь, то побросал их всех на новые места. Уходя, он оставил мульду, озерную впадину. Его следы постепенно затянулись почвой, которая покрылась травой и деревьями. Впадина заполнилась водой, из озера вытекла река, на берегу которой, на холме, кельты основали поселение, где римляне позже воздвигли крепость: Турикум.

Принято считать, что камень ничего не чувствует, ничего не слышит и ничего не видит. Так что приходится сказать, что камень, который двадцать тысяч лет назад с глетчером дошел до Цюриха и был сокрыт землей, вел монотонную жизнь, ибо он остался лежать под почвой, отторгнут от своих прежних спутников. Быть может, порой на него натыкался своим носом крот, быть может, скользил по нему дождевой червь, но о том, что творится там, на земле, он не ведал ничего. Без него Карл Великий основал Гросмюнстер, без него обезглавили Ганса Вильдманса — ему это было столь же безразлично, как и проповеди Ульриха Цвингли. И пушечные выстрелы, которыми французы во время Войны второй коалиции изгнали из города русских и австрийцев, не проникли вглубь почвы, а были лишь осколками грохота, с которым в плеоцене пенниновые слои проволоклись по коре Европы.

Камень не думает, камень не радуется, камень не грустит, камень не голодает, камень не испытывает страха, камень не любит, камень не ненавидит, у камня нет ни друзей, ни врагов. Камень не действует. Он испытывает лишь то, что творят с ним внешние силы, силы инерции, силы тяготения. Если он катится с высокой насыпи вниз, то говорят, что он кувыркается. Хотя это его катят и его кувыркают.

Когда ковш экскаватора выгребает камень из-под груды разрозненного щебня и бросает в контейнер для строительного мусора, поскольку обновляется канализация, он в первый раз после двадцати тысяч лет заключения снова выходит на свет. Мы бы дали ему с удовольствием вздохнуть и почувствовать свежесть весеннего дня, если б не понимали, что это непозволительное олицетворение. К тому же он покрыт слоем грязи, и, даже если она к концу недели, пока он лежит на самом верху кучи, постепенно высохнет, местами осыплется и обнажит его красноватую гладкую поблескивающую поверхность, все останется по-прежнему: камень ничего не почувствует.

Четырнадцатилетний подросток из местной общины, который вместе со своим школьным товарищем вечером первого мая приехал в Цюрих, поскольку прослышал, что здесь происходит нечто неслыханное и что в этом неслыханном можно принять участие, уже битый час слонялся среди людей в масках, надвинув на лоб капюшон своей толстовки и прижав к лицу носовой платок, пытаясь избежать облака слезоточивого газа, исходящего со стороны голубых марсиан, марширующих, прикрываясь щитами, по всей ширине улицы в противогазах и шлемах. «Свиньи!» и «Нацисты!» — слышал он крики слева и справа от себя. И тут он проходит мимо контейнера, немного помедлив, хватает камень, оборачивается и запускает его в преследователей.

Камень подчиняется законам физики, которые придают ему определенную начальную скорость и направляют по баллистической кривой. Он попадает вовсе не в голубой мундир, а в бегущую девушку, которую оттеснили в переулок. От удара в голову девушка падает, два полицейских склоняются над ней, третий вызывает по рации машину «скорой помощи».

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2013 № 11

Бородино
Бородино

Открывается номер коротким романом Герхарда Майера (1917–2008) «Бородино» в переводе с немецкого Ирины Алексеевой.Это роман-элегия: два друга преклонных лет, гость и хозяин, бродят по маленькому городку в виду Юрских гор, мимоходом вспоминая прошлое и знакомых, по большей части уже умерших. И слова старого индейца из книги, которую хозяин показывает гостю — камертон прозы Герхарда Майера: «"Что такое жизнь?" Это свечение светлячка в ночи. Это вздох буйвола зимой. Это маленькая тень, скользящая по траве и исчезающая на закате». Русская культура и история — важная составляющая духовного опыта обоих героев романа. И назван он так странно, быть может, и потому, что Бородинская битва — удачный символ драматического противостояния, победы и одновременно поражения, которыми предстает земное существование человека.

Герхард Майер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Когда Бабуля...
Когда Бабуля...

Ноэль Реваз [Noelle Revaz] — писательница, автор романов «Касательно скотины» [«Rapport aux bêtes», 2002, премия Шиллера] и «Эфина» [ «Efina», 2009, рус. перев. 2012].Ее последнее произведение — драматический монолог «Когда Бабуля…» — рассказывает историю бесконечного ожидания — ожидания Бабулиной смерти, которая изменит все: ее ждут, чтобы навести порядок в доме, сменить работу, заняться спортом, короче говоря, чтобы начать жить по-настоящему. Как и в предыдущих книгах Реваз, главным персонажем здесь является язык. Если в ее первом романе это простонародная, корявая речь неотесанного крестьянина Поля, предпочитающего жене своих коров; если во втором романе это, наоборот, лирический, приподнятый язык несостоявшегося романа мужчины и женщины, чьи любовные чувства не совпали во времени, то этот монолог, в котором звучит множество голосов, выстроен по законам полифонии; они переплетаются, дополняют или, напротив, резко прерывают друг друга, отображая сложную симфонию чувств героев, которые ждут, как герои знаменитой пьесы Беккета «В ожидании Годо», исполнения несбыточного. Эти голоса, анонимные, стилистически абсолютно разные, невозможно приписать ни женщинам, ни мужчинам, да это и неважно, — все они говорят об одном, спрашивают одно: когда же наконец Бабуля умрет, скончается, преставится, отдаст Богу душу, протянет ноги, даст дуба, ляжет в могилу… этот список можно продолжать долго: текст насчитывает около семидесяти синонимов глагола «умереть», и уже одно это ставит перед переводчиком интереснейшую лингвистическую задачу. Итак, изменится ли жизнь к лучшему, когда Бабуля…?

Ноэль Реваз

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги