С царем и без царя

Как только мой отказ в денежной выдаче Пуришкевичу стал известен некоторым лицам ближайшей свиты, на меня посыпался целый град упреков, а ближайшим результатом прекращения субсидий из Царского Села русским людям, много говорившим о своей преданности престолу, но мало ее проявившим при революции, было озлобление против меня со стороны Пуришкевича, публично выявившееся 19 ноября 1916 года, когда он, воспользовавшись своим правом безнаказанно говорить с трибуны Государственной думы, умышленно оклеветал меня.

12

Обед лейб-гвардии Гусарского полка в высочайшем присутствии

На последней неделе перед масленицей государь осчастливил лейб-гвардии Гусарский полк своим присутствием на ежемесячном обеде.

В Царском Селе государь приезжал на полковые обеды всегда один. Кроме наличного состава офицеров участвовали еще бывшие, так называемые старые командиры, в числе которых был на этот раз и я, а также очень многие из прежде служивших в рядах полка офицеров.

В огромной столовой собрания, именовавшейся дежуркой, после закуски село за общий стол около ста человек.

Серебряные ножи и вилки были с именем служившего в то время или раньше в полку офицера, так как каждый произведенный в офицеры был обязан внести стоимость своего прибора; благодаря этому обычаю число приборов достигло почти трехсот. Середина стола во всю его длину украшалась полковым серебром, состоявшим из жбанов, ковшей, стопок, ваз и других предметов, полученных в виде призов за езду и стрельбу, а частью из подарков других частей или же покинувших полк офицеров. Цветов не было.

Украшение стола исключительно серебряными вещами при сильном освещении зала было весьма эффектно. Все блюда были также серебряные, и только тарелки — фарфоровые. Лейб-гусары, помня слова русской песни «серебряная, на золотом блюде поставленная», обыкновенно подносили серебряную чарку на блюде массивного золота.

За обедом председательское место занял государь, имея по правую руку командира полка, а по левую — старого командира великого князя Николая Николаевича, при котором Его Величество служил в рядах полка. Напротив государя сели остальные командиры вперемежку с полковниками и ротмистрами. Все садились, как хотели, что придавало обеду характер непринужденности.

Его Величество разговаривал со всеми его окружавшими и умел своей любезностью и простым отношением устранять тот официальный тон, который можно было бы ожидать при появлении царя среди своих подданных. Во время обеда играл хор трубачей; тостов и речей не было. Перед прибором государя была поставлена бутылка хорошего красного портвейна, его любимого вина. В течение всего обеда Его Величество налил себе одну или две рюмки. После жаркого подали шампанское всем, кроме меня, с 1901 года из-за подагры пившего вместо него московский говоровский квас, цветом и игрою напоминавший вино.

Государь поднял свой бокал и пил по очереди за здоровье сидевших около него за столом. По окончании обеда подан был кофе, за которым время шло незаметно в оживленных беседах, изредка прерываемых взрывами веселого смеха, раздававшегося на концах стола, где корнеты сидели с наиболее молодыми из бывших офицеров. Государь, видимо, относился весьма благосклонно к этому веселью, напоминавшему ему время его служения в рядах полка.

Встав из-за стола, все разошлись по соседним комнатам, пока убиралась столовая. Затем государь и старшие из присутствовавших сели вокруг маленького стола, находившегося посреди зала, а остальные — за большой стол, поставленный вдоль окон.

Появились полковые песенники в белых ментиках. Командир полка поднес полковую чарку Его Величеству, а затем присутствовавшим старшим. После чарки песенники качали на руках всех, за исключением, конечно, государя. Некоторых же старых командиров качали и сами офицеры.

Участвовали в этом обеде бывшие старые командиры, кроме наместника на Кавказе графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова.

На смену песенникам явились приглашенные артисты; из них наибольшим успехом пользовалась Н. В. Плевицкая, которую государь очень любил слушать. Ее песня всегда имела громадный успех, увлекая слушателей задорною лихостью, столь свойственной русской душе.

Ежемесячные товарищеские обеды обыкновенно не имели характера кутежей, так что не рассчитавших своих сил в борьбе с шампанским можно было на них видеть очень редко. Не то бывало в день полкового праздника 6 ноября, когда вместо артистов приглашались цыгане, дежурка напоминала табор, а обеды после отъезда Его Величества превращались в кутежи молодежи.

Около 2 часов пополуночи подали ужин, за которым общество было уже не в полном своем составе из-за отъезда с последним поездом в Петербург большинства бывших офицеров полка, получивших от государя разрешение покинуть собрание до него. После ужина с его традиционным супом «а лоньон» опять появились песенники и артисты.