Все эти указания большинству служащих очень не понравились. Многие первое время очень дулись на меня. Но это недовольство быстро рассеялось. Причиною послужили два следующих обстоятельства: во-первых, я и Кобылинский перевели всех офицеров, в том числе, конечно, и себя, на простой стол. Вначале все мы питались так же, как и Николай II с семьей и свитою, как это было в Царском Селе. Другой случай был более суровый и неприятный для придворной челяди. Из Петрограда были посланы разные принадлежности внутренней обстановки дома, занимаемого царской семьей: ковры, драпри, занавеси и т. п. Все эти вещи были высокой ценности и оказались большим соблазном для некоторых. Как-то раз утром захожу и застаю в передней суматоху, суету и споры «верных» царских слуг.
— В чем дело? — спрашиваю споривших.
— Портьеры пропали. Вчера вечером были, а сегодня утром их не оказалось… Целое утро ищем, не можем найти, — отвечает камердинер Николая II.
— Портьеры должны быть найдены немедленно. Вам было заявлено раз навсегда, чтобы отсюда ни одна вещь не выносилась без ведома дежурного офицера, категорически говорю находившимся в передней служащим. Если пропавшие вещи не будут найдены, то завтра совсем удалю некоторых… То у вас посуда бьется, то белье пропадает… Что это такое! Повторяю — портьеры должны быть сегодня же найдены. — И ухожу.
Через какие-нибудь полчаса или минут сорок один из служащих сообщает мне, что портьеры найдены. Прохожу на задний двор, где находится садик и огород. Там и тут бродят куры и утки. Александра Федоровна одиноко ходит по засоренным дорожкам. Подхожу к ней и здороваюсь, спрашиваю о здоровье.
— Здравствуйте, господин комиссар, — отвечает она. — Благодарю вас, здорова. Иногда болят зубы. Нельзя ли вызвать нашего зубного врача из Ялты?
— Он уже вызван. Временное правительство разрешило ему приехать сюда.
Бывшая царица опять благодарит.
— Вы любите огородничать, заниматься цветоводством? — спрашиваю ее, ибо она очень много времени проводила в этом запущенном огороде-садике.
— Мне нравится здесь… Куры, утки ходят… Какие красивые куры, совсем ручные. Погода здесь хорошая… Мы не думали… Мы думали, что здесь холодно… очень холодно.
Каждую фразу Александра Федоровна произносила с трудом, с немецким акцентом, словом — как иностранка, выучившаяся русскому языку по книгам, а не практически.
— К сожалению, у нас очень мало знают даже о России природные русские, — а о Сибири и того меньше, — говорю я.
— Это почему? — спрашивает Александра Федоровна.
— Не любят России, больше разъезжают по Западной Европе… — Мое объяснение, по-видимому, не понравилось ей. Она замолчала, а за мной пришел дворецкий.
— Господин комиссар, у нас опять несчастье с двором около кухни. Запах по всему двору, — доложил он.
— А ваши повара опять все отбросы выбрасывают прямо под окна. Сказано: этого делать нельзя.
— Да, господин комиссар, иногда воздух такой, что нельзя окна открыть, — подхватила Александра Федоровна.
— Служащим уже было сказано, чтобы отбросы сваливать в ящики, которые вывозятся каждый вечер, но они что делают? Помещение, которое вы занимаете, было рассчитано на 10–15 человек, а сейчас в нем живет свыше 40. Нужно, чтобы обитатели сами это помнили и вели себя соответствующим образом.
— Не все люди одинаковы, — отвечает дворецкий.
— Я буду спрашивать с вас. Вы должны следить за чистотой и требовать с других.
Иду с ним. По дороге он сообщает мне, что некоторые служащие «не слушаются его», особенно один повар и два поваренка: они выбрасывают мясные отбросы в мусорную яму, где все и разлагается. А яма выкопана почти под окнами княжон и бывшей царицы.
Приказываю поварам исполнять распоряжение дворецкого. Служащим очень не понравился дворецкий, а это был из них самый деятельный, работящий и приличный человек, которому и было поручено наблюдать за чистотой и порядком. Завистники его нередко, желая допечь его, позволяли себе делать пакости, от которых страдала семья пленника и свита, а отнюдь не дворецкий. Иногда благодаря небрежности, неряшливости по всему дому распространялась такая вонь, что для всякого вошедшего делалось невыносимо. В доме губернатора никаких канализационных приспособлений не было. Вообще дом был плохо оборудован в этом отношении.
Низшие служащие ни с чем не считались. Они почти ежедневно приставали ко мне с просьбой разрешить им выписать семьи из Петербурга и тем еще больше увеличить население губернаторского дома. Сколько ни доказывал я им невозможность такого уплотнения, они не понимали, не хотели понять.
Первая обедня в церкви благовещения