Машины отъехали от гостиницы, проехали по дороге, ведущей через поселок. Неожиданно одна из машин остановилась, не проехав и сотни метров. Она фыркнула, грозно зарычала, потом вздрогнула, словно в конвульсиях и заглохла. Вазар соскочил с первой машины и подошел ко второй, чтобы выяснить, в чем дело. Солдаты ругались между собой, обвиняя друг друга, затем Вазар вместе с двумя солдатами куда-то исчез. Салех и Захра сошли на дорогу и ждали развязки ситуации. Солнце уже залило яркими, но не жаркими лучами, улицу, добавляя к свежей утренней прохладе нежное тепло.
На сломанной машине сидел незнакомец, он сидел понуро, свесив голову на грудь. Салех хотел подойти поближе, чтобы рассмотреть незнакомца, но ему помешал Имад, который не сводил впившихся глаз с Захры. Салех не мог оставить дочь одну и потому перешел с ней дорогу. Как только он обогнул машины, он заметил того самого старика, худого, скрюченного, костлявого. Старик занимался прежним ремеслом попрошайки, сперва слезно просил еды, а потом изрыгал спасителю вдогонку букет оскорблений. Если бы кто-нибудь решил бы издать словарь ругательств, то этот старик мог бы легко заполнить его как автор. Людей в форме он опасался, не просил у них ничего, но косо с лютой ненавистью бросал на них черные взоры.
Через минут двадцать появился Вазар со своими людьми. Он был чем-то недоволен, и когда поравнялся с несчастным стариком, то оттолкнул его ногой, чтобы тот не стоял у него на пути. Старик упал, не понимая, что с ним произошло, но затем, завидя обидчика, стал поливать его грязью, черной руганью, а когда и это не подействовало, он что-то злобно прошипел так, что потерял голос, взял ободранную накидку и стал ее трясти, стоя на коленях. Вазар уже передал водителю две свечи от автомобиля и стал спокойно наблюдать за ремонтом машины.
Старик умолк, точнее его охватил жуткий старческий, глухой кашель, не давший ему говорить. Внезапно возникший сухой кашель прошел, и старик вновь принялся ругаться, пристально, со злобой уставившись на Вазара, не обращавшего внимания на него. Старик напоминал злого старого пса, которого пнули ногой. Извергая проклятия в остающийся без него и независящий от него, жестокий, высокомерный и эгоистичный мир, оставляющий его за бортом жизни и ввергающий его в бездну мрака, старик закрылся истрепанным серым саваном, укутавшись, будто высохшая мумия, и, сделав последний вздох, умер. В этот злосчастный момент загрохотал мотор машины, она взвыла, завелась, и солдаты, запрыгнув в джипы, усадив пленников, двинулись в путь.
Машины, надо отдать им должное, ехали без остановки много часов, казалось, ни песок, ни рытвины, на колдобины, ни крутые подъемы, ни мелкие реки не были им преградой, пока они не добрались до побережья самого красивого моря. Спокойные воды Красного моря казались столь чистыми, что их можно было сравнить разве что с лесным или горным родником. Прозрачная вода едва заметно покачивала морские лилии и разнообразные зеленые водоросли, кучками расселившиеся на песчаном желтом дне. Красные и коричневые кораллы громоздились, словно сказочные замки, выросшие из дна и застывшие в своем великолепии. На фоне удивительного морского пейзажа сновали чудесные, уникальные и порой сказочные рыбешки, принося динамику и жизнь в подводный мир фауны. Жизнь здесь била своим незабываемым ключом, наполняя жизненной энергией весь подводный мир. Солнце бросало свои желтые стрелы на тихую, едва синюю, гладь воды, где лучи преломившись, проникали до самой глубины моря, окрашивая дно в желтый оттенок и придавая его песчаной поверхности особый блеск переливающихся огоньков.
Машины подъехали к частному, казалось, заброшенному причалу и остановились. Вазар приказал разжечь огонь. Дрова и сухие ветки были найдены в заброшенной, старой, дырявой рыбацкой хижине, когда-то ловко построенной каким-то охотником на рыб. Пленников оставили у покосившейся рыбацкой берлоги, солдаты же расположились на каменистом берегу у костра. Один из солдат присматривал за пленниками и поглядывал в сторону огня. Вазар, как бесприкаянный, бродил по берегу, всматриваясь в горизонт, где синяя морская гладь сливалась с небом, придавая особую иллюзию спускающихся небес. Где-то вдалеке проплывали одинокие белые яхты, они словно парили над морем, подобно одиноким прекрасным птицам, чья жизнь проходила в отдалении людской суеты, полной горя и страданий. Казалось, что существование этих белых созданий не было тронуто жизнью людей.