— Не в такую погоду, — уверил он. — Вы хоть плавать умеете?
— Да, — сказала она. — Я выросла на реке.
— Чего же вам бояться? Со мной не утонете.
Арвидас натянул шкоты; парус наполнился ветром; яхта стремительно летела вперед, взметая сверкающие на солнце брызги. Мимо скользил остров. Вскоре они очутились у противоположного берега. Арвидас развернул яхту, и они долго блуждали по озеру. Девушка больше не боялась. Ветер развевал ее волосы. Прищурившись от яркого солнца, он курил, глядя на рябь волн. По синему небу, словно огромные гуси, летели продолговатые облака, и белые их отражения плыли по зеленоватой воде. Яхта мягко раскачивалась, оставляя за собой сверкающий и пенящийся след.
— Я и не думала, что так приятно на яхте, — сказала девушка.
— Вот видите, а вначале не хотели. Чего доброго, еще запишетесь в наш яхт-клуб. Долго здесь пробудете?
— Недельку-другую…
— Почему так мало? Не понравилось у нас?
— Понравилось, но надо возвращаться в город. Скоро начало учебного года.
— Когда-то и я был студентом, — сказал он. — Да, когда-то… Это уже в прошлом. Все уходит в прошлое. Мы сами не замечаем этого. Так и проходит жизнь. — Арвидас замолчал и снова закурил. Он посмотрел на нее, увидел на ее лице улыбку и рассмеялся сам. Хорошо, что она здесь, хорошо, что он не один… Хорошо, что такой прекрасный день…
Они вернулись на берег только под вечер, когда небо стало хмуриться. Солнце клонилось к закату. Воздух стал прохладней. Над потемневшим озером с воплями носились чайки. Озеро казалось темно-зеленым, изумрудным, сумрачным.
— Я еду в городок, — сказал Арвидас. — Если хотите, подвезу вас.
Он завел мотоцикл. Она села сзади, и Арвидас вдруг почувствовал себя совсем молодым, как те безусые пареньки, что носятся очертя голову на мотоциклах со своими подружками. Но ему уже стукнуло тридцать пять.
Они встречались каждый день. Кончив работу, Арвидас мчался к озеру и находил там Риту. Они купались, ходили под парусом (он учил ее управлять яхтой), гуляли или просто болтали. Время шло очень быстро. Однажды они уплыли на остров и пробыли там до сумерек. Там он впервые поцеловал ее. Это случилось как-то неожиданно и неловко (он оказался неуклюжим, как медведь), но ничто не могло нарушить то необыкновенное чувство, охватившее тогда его. Рита затрепетала у него в руках, словно пойманная птица, а потом успокоилась и прильнула к нему. Где-то кричали дикие утки. Пахло озером и травой. Из воды изредка выпрыгивала рыба. Целуя юные, влажные губы Риты, он забывал все и не слышал даже птичьего крика. Ничто не существовало для него. Была только Рита: ее глаза, губы, волосы, трепетное, упругое тело. Лишь изредка он вспоминал жену, детей и чувствовал себя как при похмелье. Что теперь будет? Что ему делать? Какой найти выход? Он стоял на краю глубокой канавы и не смел прыгнуть через нее. Он стыдился собственной трусости. Его раздирали противоречивые чувства. Все стало сложным. Черт подери, почему жизнь оборачивается какой-то головоломкой?
Но Арвидасу не хотелось решать головоломку. Он знал, что дни бегут быстро, что Рита уедет, и тогда… Что — тогда? А вдруг это все — чепуха, сон в летнюю ночь, и он в плену дурацких сентиментов? Зачем об этом думать, когда она рядом?
Вечером, когда они вернулись с озера, Рита сказала:
— Завтра я уезжаю.
— Завтра? — Ему не верилось.
— Да.
— Когда?
— Автобус уходит в половине шестого.
И вдруг он понял, что ничего нельзя изменить. Раньше или позже она должна была уехать. Это было неизбежно, как неизбежно приближение осени на исходе лета.
В тот вечер они долго гуляли по окрестностям городка. Рита ждала: Арвидас ей что-то скажет, а он не решался. Он мало говорил и много курил. Его глаза приугасли, а чисто выбритое лицо (теперь он брился каждый день) было неподвижно.
Небо обложили тучи, с озера подул холодный ветер, он шуршал в темноте высохшими листьями. Они тихо шли по дороге; они знали, что это последняя их прогулка. Следующий день будет другим, им больше не бродить на яхте по озеру. Яхты будут стоять, прижавшись к пустынному деревянному причалу, стуча о мостки, если подует ветер, и их мачты будут голые, без парусов.
Он сжал ее руку.
— Завтра, в половине шестого…
Рита остановилась. Она заглянула ему в глаза. Но он ничего не ответил.
Настал серый, туманный день — день расставания. Воздух был влажным, на землю падали мелкие, едва заметные капли дождя, и дышать стало трудно, словно над болотами и топями повисли ядовитые, удушливые испарения. Глухо рокотали канавокопатели, медленно продвигаясь вперед и вываливая в стороны черную, мокрую землю, воняющую илом и гнилостью. С неба доносилось журавлиное курлыканье — выстроившись клином, птицы тянулись на юг, покидая края, где повеяло осенью.