С утра до вечера. В чистом поле

Знакомые места мелькали за окном вагона. Гедиминас вспомнил, как до начала войны он ехал в Палангу. Тогда с ним была Эгле, луга цвели, светило жаркое солнце, они были веселы и беззаботны. Вся жизнь казалась им нескончаемым летом. Он был очень молод и очень здоров. Первый учительский отпуск! Первый раз у моря! Они ели булочки, которые напекла Эгле, пили лимонад, смеялись, высовывались в опущенное окно. На телеграфных проводах расселись ласточки. В вагон врывался запах цветущего клевера. По болоту, охотясь за лягушками, вышагивал красноногий аист. Испуганный паровозным гудком, он поднялся в воздух и, хлопая крыльями, пролетел над пестрыми от цветов лугами.

— Почему у аиста такие красные ноги? — спросила Эгле.

— Потому, что он ходит в холодной воде.

— Но теперь ведь вода не холодная.

— Он сильно озяб весной.

Они смеялись, провожая глазами аиста…

Гедиминас зажал меж колен спичечную коробку и зажег потухшую цигарку. В неотапливаемом вагоне было холодно. С полей тянуло сыростью. Он поднял воротник шинели.

Поезд приближался к полустанку, где ему надо было сходить. Колеса вагона все реже стучали на стыках рельсов. Он поднялся с лавки, набросил на плечо вещмешок и, проталкиваясь сквозь толпу, направился к выходу.

Последний вагон исчез за холмом. Смолк грохот мокрых рельсов, и Гедиминасу показалось, что поезд унес вдаль какую-то частицу его прошлой жизни. Дежурный в красной фуражке повернулся и вошел в здание вокзала. Перрон опустел. Потом дежурный снова вышел и зажег керосиновую лампу на полосатом столбе. Смеркалось. Большими хлопьями падал ранний, первый снег.

Гедиминас пошел по грязной, мощенной булыжником дороге. Село было совсем недалеко, оно нисколько не пострадало от войны и было такое же как пять лет назад, когда он приехал сюда учителем. Только пруд у старой мельницы еще больше зарос, и поднялось несколько новых деревянных домиков.

Никто не узнал его и не поздоровался, но люди, встретившиеся ему, провожали его любопытными взглядами. Однорукий солдат! Откуда он? Занавесочки на окнах раздвигались, когда он шел мимо.

Гедиминас хотел сперва зайти в школу, но спохватился, что идет к дому, в котором жила Эгле.

«Спрошу, может, знают что-нибудь о ней. И все».

В домиках горели тусклые огоньки. Где-то назойливо скрипел колодезный ворот.

Гедиминас легко нашел дом, который искал. Это был деревянный, покрашенный в желтый цвет дом с крыльцом и мансардой. На крыльце, на веревках сохло детское белье.

Его сердце колотилось так сильно, что закружилась голова, и от волнения стало жарко. Он долго стоял у дома, не решаясь зайти. Во дворе тявкал щепок. В доме горел свет, и Гедиминас решил сперва заглянуть в окно. Он остановился у стены. Заглянул.

В печке горел огонь. Перед печкой сидела Эгле и кормила ребенка. Он узнал ее сразу. Она была такая же, только немного пополнела. Почувствовав на себе взгляд, Эгле подняла голову и огляделась.

Гедиминас отскочил от окна, словно его ударили в грудь. «Ничему не надо удивляться, — подумал он. — Ничему».

Провожаемый надоедливым тявканьем щенка, он быстро бежал прочь от дома, перешагивая через лужи мутной воды. Ветер швырял в лицо снег, который таял на бровях и ресницах.

Бессмысленно было заходить и говорить с ней. Он знал, как удивились бы ее глаза, как она плакала бы и спрашивала:

— Гедиминас, неужели это ты?

— Да, это я, — ответил бы он. — Привидения в наше время не водятся. Это я. Привидений больше нет. Да, да, дорогая. Гедиминас вернулся к тебе, только немного опоздал, и без одной руки. Что же, мы часто опаздываем. Наконец я тоже не без греха. Будь здорова и счастлива. Каждый человек имеет право на свободу и счастье. А свобода и есть самое большое счастье, которого жаждут все. Будь здорова и не плачь, слезы ничего не возвращают.

Он быстро шагал к школе. Она стояла на краю села. Дальше, в пустом поле, сквозь снег Гедиминас заметил коня. Он был рыжий, молодой и сильный. Конь вынырнул словно из тумана, увидел Гедиминаса, фыркнул, заржал и поскакал дальше, исчезнув в снежном вихре.

Школа была заперта.

Гедиминас постучался к сторожу. Незнакомый человек высунул небритое лицо. С кухни ударило запахом вареной картошки.

— А вы кто будете?

— Учитель. Я тут до войны работал. Школа действует?

— Нет, — буркнул сторож, глядя на него с явным недоверием.

— Откройте дверь. Там, наверху.

— Вы с фронта?

— Да, — ответил Гедиминас.

— А документы есть?

Гедиминас сунул сторожу старое учительское удостоверение. Сторож повертел его, вернул Гедиминасу, снял со стены ключи. Он поднимался по лестнице, позванивая ключами; Гедиминас следовал за ним. Лестница была пыльная, она оглушительно скрипела.

Сторож отпер дверь и впустил Гедиминаса в полутемную комнату, в которой стояли только голая кровать и сломанный стул.

— Как вы тут жить будете, — пробормотал сторож. — Наверно, ничего своего нет?

— Много мне не надо, — ответил Гедиминас.

Сторож ушел. Гедиминас стоял в темной комнате, разглядывая тающие хлопья снега на окне. Через минуту снова заскрипела лестница, и в комнату вошел сторож. Он нес коптилку, сделанную из снарядной гильзы.