С ведьмой наедине

Морган говорил, стараясь не показывать, с каким трудом справляется с нахлынувшими чувствами. А танцы — это как раз то, чем занималась, судя по изображению, Мегги. Или кого он там поймал на камеру.

Морган накрыл ладонью руку Дестини, потому что нуждался в ее поддержке.

— Твоя сестра дурачится ради тебя. Теперь-то ты веришь, что она здесь?

А как он мог не верить?

— Какая тень может изобразить вулканский салют? — отозвался он. — Мы пользовались им, когда у матери случались приступы непомерной строгости и жалоб. Кстати, Мегги называла ее мамзилла. За глаза, разумеется. Тогда для нас этот жест означал «Я тебе сочувствую». Мать страшно раздражалась. Она ведь понятия не имела, что мы друг другу говорим.

— Ну еще бы.

— Но меня просто убивает — прости за такие слова, Мегги, — оригинальное значение. Моя мертвая сестра только что пожелала мне жить долго и процветать.

— Да! — воскликнула Дестини. — Именно этого и хочет Мегги. Вот почему ты должен все вспомнить. Ну давай же, о чем ты забыл?

— Откуда мне знать? Я же забыл.

— Мегги просит передать тебе, что это что-то очень важное.

В горле Моргана образовался комок, словно говоря ему, как сильно он не хочет знать, не хочет вспоминать.

— Раз забыл, значит, не так уж это и важно, — с трудом выдавил он.

Вдруг Дестини рассмеялась:

— Мегги только что назвала тебя фрикаделькой. Кстати, она тебя «на слабо» берет. Ну как, принимаешь вызов попытаться все вспомнить?

Очередное напоминание о детстве. Глубоко вздохнув, Морган поглядел на Дестини:

— Да посмотри ты на меня. Я на ногах не стою и камеру держать уже не могу. Как, Бога ради, я должен вспомнить то, о чем намеренно забыл почти двадцать лет назад?

Наклонившись, Дестини обняла его за шею, и он с благодарностью вдохнул исходящую от нее силу.

— Расскажи мне о вашем с Мегги детстве, — попросила она. — Может быть, что-то само вспомнится.

Морган покачал головой, пытаясь избавиться от горечи, подступавшей к горлу всякий раз, когда его просили вспомнить.

— Спроси у Мегги, что именно я должен вспомнить.

— Она говорит, ты должен додуматься самостоятельно. Начинай рассказывать.

— Не хочу. У меня голова раскалывается. — И внутри все переворачивалось, но он не хотел, чтобы об этом догадалась Дестини.

Вытерев вспотевшую ладонь о джинсы, Морган взял камеру сухой рукой и вытер вторую. Ни говорить, ни думать ему не хотелось. Но ужасно хотелось увидеть сестру без помощи инфракрасной камеры. А это уже серьезная проблема, потому что он, по всей видимости, окончательно спятил. Тридцатилетний мужик, у которого есть двенадцатилетняя сестра-близнец. То бишь есть, но не совсем. Просто апогей обыденности. Но что-то внутри него настойчиво требовало продолжать.

— На днях я виделся с мамой, Мегги. Она ни капельки не изменилась.

Дестини откашлялась:

— Мегги говорит, что никогда и не изменится.

— Труба моим надеждам на мир и согласие в семье.

— Как умерла Мегги? — спросила Дестини.

— Почему бы тебе сразу не воткнуть мне нож в сердце? — Чертов мучительный стон, который он до сих пор успешно сдерживал, против воли вырвался наружу. — Извини. — Морган тяжело сглотнул, перед тем как продолжить: — Мать считала, что предсказания Мегги — какая-то форма душевной болезни. Или результат того, что она одержима дьяволом. Прости, Мег. Поэтому родители отдали ее в школу при женском монастыре, где за ней могли присматривать монахини. — В глазах у него плыло, и Морган злился, потому что перестал четко видеть изображение на экране. Но все-таки он заметил, что сестра перестала танцевать. — Мегги, я ничего не буду рассказывать, если тебя это расстроит.

Дестини уселась у него в ногах и положила голову ему на колени. Господи, как же она ему нужна!

— Мегги рада, что ты вспоминаешь. Ей грустно, потому что грустно тебе.

Морган провел рукой по волосам Дестини, впитывая ее успокаивающую и ободряющую близость.

— Хорошо, Мегги. Я больше не буду грустить. Просто расскажу, как все было. Монахини поселили Мегги в комнате в башне, подальше от других детей, чтобы уберечь их от сумасшедшей. Еще раз прости меня, Мег. Как-то в башню ударила молния, и начался пожар. Мегги не сумела выбраться.

— Ваша мать страшнее, чем я думала. — Дестини подняла голову, будто кого-то слушала. — Ты куда добрее, чем я, Мегги, — наконец сказала она. — Мегги говорит, что простила вашу маму давным-давно.

— До сих пор я тоже думал, что простил. После того как не стало Мегги, мать запрещала мне о ней говорить. Представляешь? О моей собственной сестре! Естественно, я ничего не мог с собой поделать. Тогда-то меня и отправили в семинарию, чтобы заткнуть. Родители надеялись, что священники смогут меня приструнить.

Дестини задумчиво взглянула на него:

— И ты стал одним из них? В голове не укладывается.