С видом на Нескучный

– Моя хата, – говорила она соседкам, – моя, личная. Дочка купила, – приглашая соседок на новоселье, хвасталась Галюша. – Ничего не пожалела. Кухня вот итальянская, чистое дерево! Плита немецкая, стиральная тоже, немецкие – они самые лучшие, самые надежные, хоть и самые дорогие! Ковер – чистая шерсть, вьетнамский. Про цену молчу. Шторы турецкие, турки по тканям спецы! А люстра чешская, горный хрусталь!

– Почему горный? – услышав, удивилась Вера. – Обычный хрусталь.

Галина Ивановна махнула рукой – дескать, что ты, Вер, в хрусталях понимаешь! В хрусталях Вера и правда не понимала.

Прижилась в новой квартире Галина Ивановна на удивление легко и быстро. Как все правильно они сделали! Хочешь общаться – полминуты, и вы вместе, хочешь уединения – сиди себе и балдей!

Через год мама заговорила про дачу. Случилось это после ее поездки на дачу к новой подружке по дому, ну просто неразлейвода. Мама загрустила, запечалилась. Вспоминала соседкину дачу и громко вздыхала.

– Мам, ты хочешь за город? – спросила Вера.

Выяснилось, что да, есть у человека мечта: воздух, лес, огород. «Вер, я ж из деревни, привычная!»

«Господи, какой огород, мама? Какая деревня, когда это было?» Но стала подумывать – раз мама вбила себе в голову… Теперь были при деле – в субботу мотались с Татьяной по Подмосковью, смотрели участки. Боялись влезать в строительство. Где строительство – там огромные расходы, а главное – обман. Как не обмануть трех теток, одна из которых старушка? Решили, что надо искать готовый дом. Пусть маленький, пусть не новый, но стены и крыша обязаны быть. Как водится, то одно не подходит, то другое. Там хорошо, но далеко от города, здесь плохая дорога. Тут славный домик, но паршивый, сырой и темный участок. Здесь странные соседи, там дом-развалюха, а денег за него хотят ого-го. Выбор огромный, а коснись – сплошные проблемы.

Дачку искали с зимы. Как Вера мечтала, чтобы уже этим летом мама успела пожить на земле.

И нашли! Кукольный домик всего-то в три комнатки, увитая диким виноградом веранда, и яблочный сад, и лужайка перед домом, а сразу за домом – лес, а за лесом бескрайнее поле. Домик был построен на совесть, строился для семьи, для детей. Крепенький, как боровичок, ладненький и уютный. Да и большие переделки не требовались – вода и печка в домике были, а все остальное доделали.

После переделок привезли маму. Галюша осторожно, даже опасливо, открыла дверь, обошла комнаты, потрогала деревянные теплые стены, открыла печку, выглянула в окно и… расплакалась. А успокоившись, бросилась целовать Веру и Таню.

Конец августа и сентябрь в тот год оказались невероятно теплыми и сухими. Впрочем, на любимой дачке – «дачурке», как называла ее Галина Ивановна, – сидела она до ноябрьских, до белых мух: «А как же, Вер? Чеснок надо посадить? Надо. А его садят под зиму. А листья убрать? А опята? Ой, Вер, молчи! При чем тут рынок? Ну вот ничего ты, дочк, не понимаешь! Тань, ну хоть ты ей скажи».

Кстати, Татьяна на дачку-дачурку моталась почти каждые выходные – оказалось, что и она к ней прикипела. А Вера – нет, в городе ей было лучше. «Ой, мам, – морщилась Вера, – сортира на улице, мух и комаров я еще у бабки Зины в деревне объелась! Не поеду, не уговаривай! Да и дел у меня невпроворот!»

В начале ноября, когда уже выпал первый снег и лужи подернулись тонкой коркой льда, маму, слава богу, увезли в город. Но разговоры о дачке не прекратились, всю зиму она мечтала о том, чтобы поскорее уехать. Сбежала в первые теплые дни, в середине апреля. Еще много раз холодало, но стойкая Галина Ивановна в город ехать отказывалась: «Еще чего! Чегой-то я мерзну? И вовсе не мерзну – у меня печка есть, натоплю, так нечем дышать, приезжай и проверь, Фома неверующий!»

Проверять приезжала Татьяна. И Вера видела – не заставляла себя, Таня ездила туда с удовольствием. Помогал и Танин друг-отставник: пилил дрова, чинил сарай и забор, а вечерами гоняли чаи и играли в картишки. Галина Ивановна была заядлой картежницей и жулила напропалую. В общем, не общество у них там сложилось – сообщество.