Наконец передатчик заработал, начала поступать драгоценная информация. И в этом момент связанная красавица начала икать, заглушая тем самым тончайший писк, который шел от крохотного паучка в ее желудке. Мужики выхватили пистолеты, один уткнул пушку в висок, другой в желудок.
— Если ты сейчас не прекратишь, мы тебя пристрелим!
Девица крикнула:
— Ик… Ик… Напугайте меня!
Именно эту историю я вспомнила, когда увидела вошедшего в комнату человека, которого обозначили как Шика. Я его узнала. Он сидел тогда в кафе при дороге. То есть я его еще раньше вычислила, как только увидела в саду номер машины. Все наши беды от них, тех, которые пинали нас на шоссе. Это их тайную беседу бездумно записал мой диктофон, и они всю дорогу охотились за этой записью. А мы и думать забыли о дорожном происшествии и во всех бедах винили несчастного мертвого мужика в особняке с башенкой…
И вот теперь этот плюгавый, лысый, с лисьим лицом корчит из себя героя боевика и беззастенчиво хамит на чистом французском. Мне бы тоже следовало начать икать, но у меня началась истерика.
Естественно, я тут же начала задавать себе вопрос — кто эти люди? У них было общее дело, они отлично понимали друг друга. Виктор Иванович, он же Федор Агеевич, болтаясь, как цветок в проруби, все время путал французскую и русскую речь. Он служил связующим звеном, то есть переводчиком, и, делая мне против воли реверансы, проговорился. Это было после первого звонка Алисе. Он спросил Шика:
— А где товар? Куда ты его спрятал? — потом спохватился и спросил это же по-французски.
Шик ответил трескучей фразой, показывая пальцем куда-то вниз. Я тогда еще не знала, что в доме есть подвал.
Через пятнадцать минут после первого звонка, как и было договорено, я опять набрала номер нашего телефона в Пализо. Говорил Федор Агеевич.
— Вы нашли интересующую нас запись? Хорошо. Поднесите диктофон к телефонной трубке. Запись прокрутите пять раз.
Дальше взял трубку Шик и быстро стал записывать текст. Меня к телефону не подпустили. После того как была получена необходимая информация, Виктор Иванович опять взял трубку.
— Настоятельно рекомендуем вам не обращаться в полицию. Ваша подруга вернется к вам через два дня. В противном случае вы ее не увидите.
Всё, кончился разговор. Мне трубку на этот раз не дали.
Получив требуемый текст, Шик заметно повеселел и велел устами Федора Агеича сообщить, что сдержит свое обещание только в случае моего безукоризненного поведения.
— А как вы меня собираетесь освобождать… из плена?
— Он говорит, что вывезет вас отсюда на машине, а потом высадит где-нибудь на окраине Парижа.
— Нет, на окраине нельзя. Оттуда я не найду дорогу в Пализо.
— Спросите.
— У кого? Я без языка. Или вы мне предлагаете обратиться в комиссариат?
— И что вы предлагаете?
— Высадить меня около Нотр-Дам, там я уже сориентируюсь.
Федор Агеевич вертелся как белка.
— Слушай, уйми ее, она меня заговорила, — взвизгнул Шик, и Федор Агеевич добросовестно перевел.
И еще я узнала: эти идиоты повезут меня с завязанными глазами, как будто, если бы меня везли с открытыми глазами, я могла бы понять месторасположение этого зловещего дома. Хотя кто его знает? Можно по дороге заприметить какой-нибудь собор или статую.
— А пока, Маш, ты будешь жить в подвале, — сказал мне Федор Агеевич.
— В подвале так в подвале, но имейте в виду, если там мыши, то мое обещание не орать пропадет втуне. И остановить меня сможет только автоматная очередь, — я опять вспомнила девицу с микропередатчиком в животе и начала смеяться.
— Маш, ну успокойся, все будет хорошо… — заблеял Федор Агеевич.
— Да заткнись ты! — прикрикнула я.
Шик совершенно по-русски почесал в затылке.
— Если не выключать свет, мыши из нор не полезут.
Ужо мне, как я могла не смеяться, попав в такую нелепую, совершенно неправдоподобную ситуацию? Со стороны все выглядело необычайно глупо! Первым по узкой, крутой, затхлой лестнице шел Шик с фонарем «летучая мышь» в руке, за ним, хромая, — коленки болели нестерпимо — ковыляла я, замыкал шествие Федор Агеевич, он нес плед и одеяло.
Подвал был обширен и крепок. Обычно в домах старье относят на чердак, здесь функцию кладовки выполнял подвал. Наверное, раньше здесь хранили вино, потому что я увидела черные от времени бочки в углу. Все остальное было — старый хлам, поломанная мебель и вообще какая-то дрянь, оставшаяся от жизни. Здесь было что-то отдаленно похожее на наши салазки, какие-то колеса, ветхая сбруя от давно ушедших в мир иной лошадей, здесь была битая посуда, непонятно, почему ее своевременно не выбросили, а держали черепки в ветхом и грязном ящике, узлы со старым тряпьем, зонты с поломанными спицами. На расчищенном от барахла пространстве лежал зеленый матрас, мой старый знакомец, тот самый, что украшал когда-то багажник машины с плохим номером. На него были брошены плед и подушка. То есть я могла чувствовать себя относительно комфортно.