С видом на жизнь. Дилогия (СИ)

Уже в домике, уложив тело орка на лавку, я села и облегченно вздохнула. Хотя расслабляться было рано. Сначала необходимо промыть раны и зашить их. Большие металлические иглы у Зора были, шелковые нитки тоже. Поэтому я прокипятила их и принялась за дело. От боли орк пришел в себя, но почти сразу же вновь погрузился забытье. Всю ночь я обрабатывала раны, готовила и вливала ему в рот отвары из свежих целебных трав. К утру, напоив пациента укрепляющей настойкой, взобралась на Маську и поехала домой. Отец встретил меня у крыльца, облегченно выдохнул, и ничего не спрашивая, отправил спать. Усталость меня буквально срубила. Во сне мерещился умирающий орк, который пытался дотянуться до меня. Я отползала, хотя двигаться было тяжело, как в густом киселе. А когда рука мужчины все же дотронулась до моего плеча, я резко проснулась. Судя по солнцу, до полудня оставалось пара часов, я прокралась на кухню, стащила краюху хлеба и кусок масла и, потихоньку выбравшись, направилась к домику Зора.

Орк спал, тяжело дыша и переворачиваясь с боку на бок. Лоб его был покрыт испариной, видимо, от высокой температуры. Я приложила ладонь ко лбу и нахмурилась: он горел. Самый действенный рецепт, когда нет аспирина — обтирание. Для этого орка пришлось полностью раздеть. Холодная вода и чуть — чуть кислоты помогли, но надолго этого эффекта не хватит. Значит, нужно идти в лес за новыми травами. Чуть позже, напоив орка свежим отваром, я сняла бинты и осмотрела раны. Вполне прилично, нагноений нет, можно снова приложить кашицу из трав и отдохнуть.

До самого вечера я прислушивалась к дыханию своего нечаянного пациента. Сама не знаю как, запела. Мне всегда становилось легче, если душевная боль изливалась вот так: музыкой и словами.

«Где‑то там вдали за рекой,
ходит коногон молодой,
Ищет вороного коня,
Судьбину свою кляня.

Загляделся на небеса,
Затуманились глаза,
Задремал среди ясна дня,
Проворонил коня.

Не вернуться ему домой.
Без коня голова долой.
Ночь темна не видать ни зги,
Знать пора помирать с тоски.

Ускакал конек с ветерком,
В те края, где не бьют кнутом,
Где никто не захомутит,
Не стреножит, не зауздит.

День — бедень, да ночь — ночлег
Светел месяц,
Да долог век.
Где‑то там вдали за рекой
Бродит коногон седой.

(Д. К.)

— Это… прекрасно, — вдруг сказал орк, — не было бы так больно, подумал бы, что умер.

— Господи… Ты пришел в себя… — я вскочила и засуетилась, не зная, что делать дальше. И это было, по крайней мере, честно. Я, действительно, не знала. — Как ты себя чувствуешь?

— Я не понимаю, что произошло… Кто ты?

— Я — Вета, так… местная жительница, — я махнула рукой, — гораздо важнее, помнишь ли ты свое имя?

— Я Данияр, орк, вообще‑то, — было такое ощущение, что он засмущался.

— Да знаю я, что ты орк.

— Откуда? Я же на них мало похож.

— Мужики в деревне говорили, когда тебя убить хотели, — пожала я плечами. А он, действительно, на орка не похож. Высокий, статный, с правильными чертами лица. Только широкие скулы его выдают, да чуть раскосые глаза. Стрижен коротко, как орки любят, и телосложение у него богатырское. Сколько же ему лет? Двадцать? Ну или около того. — Тебе вредно говорить много, потом все расскажешь и расспросишь.

— А кто меня спас? — он стал оглядываться, надеясь увидеть кого‑нибудь более дееспособного.

— Вообще‑то я… Только еще рано говорить об этом, существует опасность заражения и воспаления ран. Так что, будь умницей, не вставай и делай, что я скажу.

По мере того, как я говорила, его глаза округлялись, а говорить он и вообще забыл как.

— Ты челюсть подбери и не задавай глупых вопросов, — мне стало даже обидно. Ну сколько можно считать меня ребенком! Хотя… от горшка два вершка… И так еще лет десять… Я даже тяжело вздохнула.

Днем, пока Данияр спал, я приготовила суп из имеющихся продуктов и сейчас налила его в миску, подсела на край лавки и, подложив орку под спину свернутый тулуп, принялась кормить больного. Он запротестовал, попытался взять инициативу в свои руки, но, неудачно пошевелившись, зашипел от боли и сдался. Дав последние рекомендации, я отправилась домой. И так вопросов у родителей будет не меряно, зачем усугублять ситуацию.