— Доченька, ты — Иржа. И… Тебя тут никто не найдет.
Она сказала это так уверенно.
— Я знаю, что вы — тоже маг, может быть и необученный. Вы пытались меня заворожить, но это такие мелочи…
— Доченька, ты успокойся и поспи. Если будешь сопротивляться, себе же больнее сделаешь. Тебе нужно сейчас подумать, как моего сына очаровать, сделать его своим мужем навсегда. А Беглер любит покорных, а не львиц.
— Мне, честно говоря, все равно, кого он любит. Но моим мужем он никогда не станет.
— Если так, он тебя продаст, чтобы вернуть хотя бы часть потраченных денег. Но у новых хозяев на такое доброе отношение и место жены тебе не придется рассчитывать. Ты подумай, я приду вечером. А пока поспи, умойся, поешь. Вечером принесу воду, и мы тебя вымоем.
Она поднялась и вышла.
Время тянулось медленно. Я подремала, чтобы окончательно прийти в себя, попыталась поковырять в своих наручниках, привела себя в порядок, а день все не кончался.
Снаружи становилось все шумнее и беспокойнее. Я выглянула из шатра. Беглера видно не было, как и его матери. Какие‑то орки, одетые победнее, пытались загнать в загоны взбесившихся животных. Овцы и козы беспокойно блеяли, лошади храпели. Солнце висело аккурат посреди неба, на том же месте, где и было, когда мы вернулись. Но ведь прошло не меньше четырех — пяти часов!
Время будто остановилось… исчезло. Вот оно! Пророчество! Время рассыплется или исчезнет. И если все будет как прежде, день никогда не кончится. Вот тебе, бабушка, и конец света. Вопрос в другом: кто виноват. Ну не я же в самом деле? Или я? И что нужно сделать, чтобы вернуть все на свои места?
Я металась по шатру, обдумывая варианты. Вдруг вспомнила про кинжалы. Если меня не обыскали… Я нащупала перевязь — кинжалы на месте! Уже спокойнее! Я прилегла. Постелью назвать лежанку было сложно. В шатре вообще не было мебели, только вещи, имитировавшие ее, то есть рубленый из досок топчан, покрытый шерстяным одеялом. Сон сморил меня сразу же. Снилась мать Беглера: тощая согбенная годами старуха с седыми, заправленными под расшитый узорами платок, волосами и ярко синими глазами. Она нашептывала мне: «Не бойся, все будет хорошо». Снились сирены в виде разноцветных дрожащих от звуков музыки нитей: «Наши песни с тобой, сестра! Помни это! Никакие наручники не могут сдержать силу наших песен». Снился Рай Вард. Он метался по кабинету и кричал: «Она не могла сбежать, не предупредив нас». Снилась Тита, проклинавшая меня. Снился отец, забытый уже мною Ставр: «Я знаю, ты все сделаешь правильно, доченька». Я спала у него на руках, а он приговаривал: «Тебе тяжело, но такова судьба избранных». А потом я проснулась.
В шатре сидела старуха и смотрела на меня своим немигающим синим взглядом:
— Это ты наколдовала?
Я приподнялась на локтях и не отвела взгляда:
— Нет, не я. Но так должно быть.
— Кто ты?
— Я? Я — Вета!
— Защитница людей? Забавно.
— И что же ты хочешь, Вета, чтобы избавить нас от этого наваждения?
— Я хочу домой. Но… Это, — я кинула взгляд вокруг, — это не я.
— А что происходит, ты знаешь?
— Время исчезло.
— Почему?
Я пожала плечами.
— Так было сказано в пророчестве, как говорят, обо мне.
— Что за пророчество?
Я рассказала старухе все, что знала.
— И что теперь? — она, казалось, поверила в каждое слово.
— Я не знаю. Снимите, хотя бы, наручники.
Она рассмеялась:
— Ты что, считаешь меня старой дурой? Чтобы ты совсем всех загубила?
— Я, правда, ничего не делала. Почему вы мне не верите?
— Сейчас Беглер придет и поговорит с тобой по — своему.
Как раз в этот момент полог шатра приподнялся, впуская огромную фигуру орка.
— Мамка, ты бы шла, костер развела. Пора завтракать.
Старуха юркнула наружу.
— Ну что, Иржа, пошто ты нас так невзлюбила?
— Да я спала почти все время. Я даже не знаю, сколько времени прошло…
— Сейчас должно быть утро следующего дня. А солнце не хочет уходить со своего престола вчерашнего дня. Это наказание?
Я шумно вздохнула. Ну что можно им объяснить…
— Я правда не знаю, почему так произошло. Я лишь почувствовала момент, когда это было.
— Когда же?
— Когда вы надели на меня это, — я протянула вперед руки. На запястьях чернели браслеты.
— Если мы их тебе снимем, ты вернешь время?
— Я не знаю.
— Ты странная, но хорошая, — он сел на топчан рядом со мной, — и ты — моя женщина.
От слов он перешел к делу. Я стала сопротивляться.
— Ты чего? — он был изумлен.
— Я не хочу быть твоей женщиной, — я решила действовать разумно, и все доходчиво объясняя. — Я за другого замуж хочу.
— За кого? — он даже обернулся вокруг, будто проверяя, один он здесь мужчина или нет.
Я рассмеялась:
— Беглер, ты хороший орк…
Он кивнул.
— Добрый…
Он кивнул.
— Честный…
Он снова кивнул, расплылся в улыбке, считая это моим комплиментом, и потянулся ко мне сложенными для поцелуя губами. Я отпрянула.
— Но… Я не могу стать твоей женой, — я говорила, медленно, но строго грозя ему пальцем.
Он кивал. Потом вдруг встрепенулся и заладил опять свое:
— Ты моя женщина и должна меня слушаться.
«Да, подумалось мне, — я так ничего не добьюсь». Я решила зайти с другого края.