С влюбленностью покончено (ЛП)

Он вышел из своего кабинета и прошел по коридору, чтобы наполнить свой термос кофе, и заметил вездесущие взгляды своих напарников, братьев в синем, которыми они одаривали его с тех пор, как все это произошло. Никто не знал, что они с Морин встречались раньше, а теперь, когда кот выпал из мешка, они обращались с ним как с парией. Как только приговор будет вынесен и пройдет какое-то время, сплетни, в конце концов, утихнут, и он сможет снова стать полицейским.

Впрочем, он мог на время распрощаться с повышением до командующего округом. Когда он вошел в комнату отдыха, грязный кремовый холодильник издал свой обычный гул, громче, чем телевизор на стене напротив. Он поставил термос на заляпанную кофе стойку, когда лейтенант Брайан Уотсон вошел следом за ним. Хоть он и стоял спиной, но поскрипывание кожаных ботинок всегда выдавало его, и он отказывался менять их, сколько бы Хитклиф ни говорил ему об этом.

— Доброе утро, капитан, — сказал Брайан, скрестив худые руки на груди. Хитклиф оглянулся назад, и единственное, что он мог увидеть, это его закрученные усы.

— Чего ты хочешь, Брайан? — проворчал он, выливая горячую черную жижу в термос, а затем бросил туда слишком много сахара, чтобы разбавить его.

— Могу я поговорить с тобой, как мужчина с мужчиной? — если это и был вопрос, то он прозвучал совсем не так, когда он закрыл за собой дверь и сел, не дожидаясь ответа.

Хитклиф вздохнул. У него было слишком много бумаг на столе, чтобы закончить их до свидания с Морин через несколько часов. Он повернулся, завинтил крышку и прислонился к мойке.

— В чем дело?

— Я думал, что я твой приятель. И я буквально на улице узнаю о тебе и Кэпшоу?

— Какое тебе до этого дело?

— Мне кажется, это просто предательство. Ты же знаешь, как этот департамент, черт возьми, этот город относится к ним, и ты был в постели с зачинщицей… — начал он.

— А теперь позволь мне остановить тебя, лейтенант! — лицо Хитклифа покраснело, но не от смущения — он был чертовски зол. — Моя личная жизнь не имеет ни малейшего отношения ни к тебе, ни к кому-либо еще в этом департаменте или городе, и я не обязан никому ничего объяснять. Понял?

— Тебя засосало в их образ жизни, со всей их самонадеянностью и всем прочим…

— И как это влияет на тебя, сынок?

— Я просто не могу смотреть, как хорошего человека, которым я восхищаюсь и которого уважаю, тащат через ад, как этот, капитан.

— Я уже большой мальчик, Брайан, и сам справлюсь со своими делами. Ты поступишь мудро, если сделаешь то же самое.

Хитклиф пронесся мимо него и вышел из комнаты отдыха. Каждый из присутствующих в зале перестал работать, их взгляды были прикованы к нему. Он остановился и повернулся ко всем, прежде чем войти в свой кабинет.

— Возвращайтесь к своей работе, если вы все еще хотите иметь ее к утру! — рявкнул он, врываясь в кабинет и захлопывая за собой дверь. Будь он проклят, если его будут преследовать из-за чего-то, что выходит из-под его контроля. Самое важное, что он должен был сделать, — это убедиться, что такой человек, как Ким, навсегда покинула Хэмби и что жители этого города вернулись к нормальной жизни. Он плюхнулся в кресло и принялся за кипы бумаг, лежащие перед ним, гордясь своей работой офицера и женщиной, которую любил.

*** 

Лана даже не понимала, что чувствует, пока не стало слишком поздно. Она лежала на смотровом столе в приемном покое больницы «Shelby General» и безутешно рыдала. Кейден сидел рядом с ней в инвалидном кресле, его лицо исказилось от боли, когда она отвернулась от него. Разочарование, которое она чувствовала в себе из-за того, что, вероятно, причинила, было слишком велико.

В это утро она чувствовала сильные судороги, которые усиливались и становились все более частыми. Каждый час, потом каждые полчаса. Она знала, что что-то не так. То, что она приняла за судороги, на самом деле были небольшие родовые схватки из-за случившегося выкидыша. К тому времени, когда ее положили на кровать в смотровом кабинете, плод, к ее крайнему ужасу и смятению, был абортирован прямо на кровать. Шок был такой, словно та полицейская машина ударила ее снова, ее тело корчилось в агонии, ее чувства вышли из-под контроля, когда все медсестры бросились на помощь. Выражение лица Кейдена было смесью страха и недоверия, но он держал ее за руку и пытался утешить, как только мог, но этого было недостаточно.

Теперь они ждали ее выписки после того, как сделали еще одну интравагинальную сонограмму, чтобы подтвердить, что плод полностью исчез.

— Лана, — пробормотал Кейден таким тихим голосом, что ей на мгновение показалось, будто он ей померещился.

Она неохотно повернула к нему голову, он поднес ее руку к губам и поцеловал. Она глубоко вздохнула и прогнала новые слезы, думая о ребенке, которого они никогда не встретят, молясь и желая, чтобы она все еще была беременна. Она не хотела, чтобы ее выкатили из больницы — жуткое зрелище для местных репортеров, — и отказалась от кресла, когда его принесла медсестра. Как только принесли бумаги о выписке, Паула и Морин вошли в кабинет с опухшими от слез глазами, явно взволнованные.