С войной не шутят

На месте заведующего сидел благообразный старичок в больших летах – не менее ста годков, с лиловым сливоподобным носом и слезящимися глазами.

Был старичок небрежно выбрит, из носа, из ноздрей у него росли густые черные усы. В ответ на просьбу выдать справку он отрицательно помотал головой:

– Нэ могу. Это делает только завэдущий.

– Когда он вернется?

Старичок красноречиво приподнял одно плечо, потом его опустил и приподнял другое:

– Свадьба плэмянника бывает одын раз в жизни. Когда он вэрнется – нэ ведает даже сам Аллах.

Пришлось потревожить начальство. Через час нужные справки были выбиты. Вернулись к чиновнику. Тот удовлетворенно потер руки, прочитал справки и подшил их в папки: мослаковскую справку – в мослаковскую папку, никитинскую – в никитинскую.

– Вот теперь все в порядке! – чувствовалось, что эту фразу чиновник произнес с нескрываемым удовольствием: дело сделано.

– Ну что, имеем полное право получить наши манаты? – неверяще спросил Мослаков.

– Имеете полное право, – чиновник меленько, по-птичьи закивал. – Сейчас я вам выпишу кассовые ордера – пожалуйте к окошку.

– Неужто нам выдадут деньги? – голос Паши Никитина даже дрогнул от некого внутреннего потрясения.

– Выдадут, выдадут, – чиновник, выписывая кассовые ордера, даже кончик языка высунул от напряжения.

– Сегодня?

– А вот этого я не знаю. Кассой, понимаете ли, занимаюсь не я.

До отхода бригады оставалось несколько часов.

– Пожалуйте в кассу! – сказал чиновник, вручая им розовые, с плохо отпечатанными линейками и незрячим текстом бумажки. Улыбался чиновник широко и сердечно, были видны все его зубы, все до единого, даже золотые коренные пеньки.

Касса была открыта, в зарешеченном окошке виднелась милая мордашка с черными глазами-маслинами. Мослаков с Никитиным понеслись к зарешеченному оконцу кассы, будто к последней своей надежде, у решетки тормознули, сунули милой восточной девушке свои ордера.

Та посмотрела на них, как на последних идиотов: и чего, спрашивается, разбежались? Чего потеряли в кассе? Щелчком тонко отточенного лакированного ногтя отбила ордера обратно, произнесла неприязненно:

– Занимались бы лучше делом, чем носиться с этими паршивыми бумажками.

– Чего так? – опешили друзья-офицеры. – Какой-то подписи не хватает?

– Всего хватает. Кроме денег.

– Как так?

– А так!

– Когда будут деньги?

– Когда напечатают, тогда и будут, – собственный ответ показался девушке остроумным, она засмеялась.

– Вот блин! Давно я не чувствовал себя таким бараном! – Никитин выругался.

Девушка в кассовом окошке засмеялась снова. Смех был торжествующим.

Офицеры поняли, что денег своих они не получат никогда.

– И когда же прикажете нам явиться сюда снова? – быстро взяв себя в руки, спросил Мослаков.

– Приходите через полгодика, не раньше, – сказала девушка и захлопнула окошко кассы.

Новое, только что образованное государство Азербайджан – то ли демократическая республика, то ли федеральная исламская джамахирия, то ли соединенные штаты нефтяного полуострова – отобрало у них квартиры и взамен не выдало ничего.

– За что мы с тобой, друг Паша, боролись, на то и напоролись, – сказал Мослаков Никитину, когда они вышли на улицу.

Никитин промолчал.

На душе было паскудно.

Астрахань встретила бригаду жарой.

Над городом висело огромное желтое облако, в котором, будто в бане, парилось солнце, из облака на землю летели мелкие колючие брызги, очень похожие на жидкий металл, ошпаривали людей и собак, загоняли в подворотни все живое.

Лишь одни цыгане, черные, как уголь, словно бы никогда не мывшиеся, бродили по городу, блестели зубами и белками глаз, предлагали жителям дешевые золотые кольца. Но астраханские жители были не столь наивны, как предполагали сыны степей, – мало кто попадался на цыганскую удочку: знали люди, что цыгане делают эти кольца из обыкновенной меди, а точнее, из латуни, которую тоже почему-то принято называть медью.

Естественно, цыгане – по принципу «Кто на новенького?» – навалились на новеньких, на офицеров-пограничников, прибывших из Баку.

– Купи, дарагой, колечко своей суженой, – прилипла к Мослакову длинная проворная цыганка в выгоревшем платье, вольно обвивающем ее ровные стройные ноги, – век благодарить тебя женщина будет. В доме всегда покой будет, никакой ругани. Я вижу по твоим глазам, что у тебя дома часто бывает ругань…

– Да уж, – не выдержав, засмеялся холостяк Мослаков, – раз в неделю обязательно ухожу из дома.

– Вот видишь, – назидательно произнесла цыганка, – купишь колечко – и из дома тебя никто выгонять не будет. Жена век тебя станет благодарить…

– Да уж, – вновь засмеялся Мослаков. – Один век – этого мало…

– То, что нас встретили цыгане, – хорошо, – сказал командир пограничной морской бригады капитан первого ранга Папугин. Худое подтянутое лицо его дрогнуло в печальной улыбке, но глаза его были хмуры.

– Лучше бы нас встретили американцы с бутылками виски, – проговорил майор медицинской службы Киричук, неожиданно подошедший к ним.

– В другие времена нас встретил бы первый секретарь обкома партии со свитой.

– Хрен редьки не слаще.