С волками жить... [СИ]

Покамест выживать получалось. В лесу с голоду точно не умрешь, если умеешь охотиться, это во-первых. Во-вторых, с деревенскими вроде сговорилась, уже дело. За шкуры хорошо заплатили — сказано же, Люта умела их выделывать. Кто, спрашивается, этим занимался, пока отец охотился? Дело нелегкое, долгое и грязное, зато мех выходил на загляденье…

Полученные деньги и те, что остались у Трюдды, она почти целиком истратила в оружейной лавке. Потом окупится, подумала Люта, расплачиваясь, а умереть с голоду она уж точно не умрет.

Синяка на плече уже не было — научилась правильно держать ружье. И попадать с первого раза. Только все равно нужно было стрелять снова и снова, чтобы не растерять едва полученное умение.

2.

— Да ты будто выросла, — сказала Трюдда, обняв девушку по весне. — И не отощала даже, какое-никакое мясо на костях имеется…

— С чего бы мне тощать? Столько припасов мне одной много будет, — Люта едва заметно показала зубы.

Она и прежде не голодала, но теперь добавилось тяжелой работы: отец всегда оберегал ее, но она хоть вприглядку научилась, как отгребать снег, как таскать из леса хворост и дрова, пилить и колоть особенно крупные валежины, как доставать воду из колодца, пока тот не замерзнет, а тогда — собирать снег… вот мясо и наросло, как Трюдда выразилась. Ну а топить печь и готовить и так приходилось ей.

Сейчас даже проще было: Люта могла лечь спать в нетопленом доме и не замерзнуть, и если бы не шкуры, не стала бы возиться с печкой. А помыться… Ручей не замерзает, ей в самый раз. Небось не косу по колено полоскать в трех водах!

— Я же охочусь, — продолжала Люта. — Собаку бы взять, а то самой все не съесть, так ведь ее волки утащат.

— У вас была ведь!

— Так вот и утащили…

— Да, сущая напасть… Но не будет волков — олени все огороды разорят. Кстати, не хочешь посадить хоть зелень какую? Самое время!

— Нет, — помотала головой Люта. — Щавеля и крапивы я в лесу нарву, а прочее… За ним уход нужен. То полей, то сорняки дергай, а я в лесу пропадаю. Обойдусь. У вас куплю. А траву всякую, ну, которая для запаха, и засушить можно. Вы ж так делаете, я видела.

— Ой, болтливая сделалась — в папашу! — в сердцах ответила Трюдда и вытолкала ее из лавки. — Иди уже за своим порохом, а я тебе пока соберу всякого…

Люта огляделась по сторонам: все те же мальчишки, те же лавки, лужи, мостовая… Хотела бы она здесь жить?

«Да ни за что, — ответила она самой себе. — Лес каждый миг разный, а тут… как в болоте!»

— Слушай-ка, — сказал ей хозяин оружейной лавки, — ты что, только на крупного зверя ходишь?

Люта неопределенно пожала плечами.

— Говорят, в наши края черные белки откочевали, — чуть понизив голос, сказал он. — Видела когда-нибудь? Ну, на ласку похожи, только покрупнее, а хвост не такой пышный, как у белки. Мех у них дорогой, с богатой такой искрой…

Он закатил глаза, потом снова глянул на Люту: та молча ждала продолжения.

— Бить их надо только в глаз. Иначе толку? Клочья одни! Может, попробуешь?

— У меня только двустволка, — ответила Люта. — Куда ни бей белку, одни ошметки.

— А у меня тут завалялось ружьишко! Так себе, честно скажу, но в умелых руках и палка стреляет…

— И деньги кончились.

— А я тебе в счет шкурок ссужу его до весны.

— Так вдруг я ничего не добуду?

Представлять на месте хозяина лавки кипящий горшок с кашей было так забавно, что Люта даже улыбнулась. Как обычно, не размыкая губ, чтобы не показывать слишком крупные и острые зубы.

— На такую мелочь отец никогда не ходил и меня не учил, — добавила она.

— Сама научишься. Возьмешь? Припасов к нему отсыплю, ясное дело. Ну, в счет шкур…

— Я сперва с госпожой Трюддой посоветуюсь, — ответила Люта, взяла свой мешок, развернулась и вышла.

Ну а Трюдда ясно, что сказала:

— Не вздумай даже! То ли есть эти черные белки, то ли нет их, не видел же никто… а платить по весне придется!

— И я так подумала, — кивнула Люта, попрощалась и ушла.

К ней уже привыкли, мальчишки следом не бежали. Ну идет и идет странная девица, одетая по-мужски, несет ружье и тяжеленный мешок, и пускай себе идет…

Через две недели Люта вернулась и прямиком отправилась в оружейную лавку.

— Давай твое ружьишко, — сказала она. — Только напиши, когда я должна его тебе отдать. И сколько оно стоит со всеми припасами.

— И с процентами, — напомнил лавочник, опомнившись.

— С чем?

— Ну ты же им будешь пользоваться, так? Оно поизносится, оботрется, потом его вообще не продашь. А вдруг утопишь или испортишь? Вот, считай, это плата за всякие такие… случайности, — помозговав, кое-как объяснил он.

— И это напиши, — подумав, согласилась Люта. — А я пойду позову кого-нибудь, чтоб твою бумагу подтвердил.

Об этом ей отец всегда твердил: никогда не договаривайся с глазу на глаз, если только не веришь этому человеку, как самому себе. Нужен свидетель, а лучше двое, да чтобы худо-бедно разбирались в деле.