С вождями и без них

Почти каждый тур подготовительной встречи проходил по закону драмы: более или менее спокойная завязка, обострение конфликта, кульминация, финал. А подспудной пружиной сюжета служило противоречие между стремлением КПСС диктовать коммунистическому сообществу свою программу действий и противодействием этому, активным и пассивным, со стороны "бунтарей". Самыми драчливыми из них оказались румыны. Дело даже не в том, что они отчаянно противились любому намеку на осуждение "раскольнической деятельности Пекина" и надоели всем, настырно вписывая в каждый параграф документа фразу о независимости компартий от какого-либо центра. Свои взгляды не менее настойчиво отстаивали и многие другие партии. Однако румынская делегация делала это демонстративно, откровенно провоцируя политические скандалы.

Чаушеску явно стремился таким путем приобрести в социалистическом лагере статус, какой, благодаря де Голлю, принадлежал Франции в Атлантическом союзе. Игру он вел беспроигрышно, поскольку хорошо знал, что, как бы в Москве ни раздражались его показной оппозиционностью, наказать за нее не могут. Зато в благодарность за болезненные уколы самолюбию Москвы мог рассчитывать на благодарность американцев, сохраняя при этом самый жесткий в Центральной Европе политический режим. К тому же румынский лидер готов был и приторговать своей оппозиционностью. Пожалуй, в самой циничной форме это произошло на Совещании ПКК Варшавского Договора в Праге в 1982 году. Там Чаушеску уперся по одному из пунктов коммюнике, остальные генсеки коллективно и по очереди его безуспешно уговаривали, терпение было на исходе, готовился уже Итоговый документ без участия румын, когда от них последовало деловое предложение: обменять свою подпись на дополнительные поставки 5 млн. тонн советской нефти. Я никогда не видел Андропова в таком крайнем раздражении. Он категорически отказался идти на сделку. В конце концов Чаушеску все-таки вынужден был уступить.

Тогда же румынская делегация устроила представление, которое было явно запланировано заранее. После нескольких часов бесплодной дискуссии ее руководитель Никулеску-Мизил заявил, что не видит возможности продолжать совместную работу в условиях, когда игнорируется мнение РКП, а посему ее делегация покидает консультативную встречу. Надо иметь в виду, что участники собрания в отеле "Геллерт" принадлежали к тому поколению коммунистов, которое не видело на своем веку ничего подобного, а если и были там "аксакалы", то они уже давно позабыли бурные разборки докоминтерновских лет. Поэтому уход румын произвел поначалу впечатление чуть ли не катастрофы. Все побежали строчить телеграммы лидерам, начали увещевать Бухарест образумиться. Румыны вернулись, и возобновилось долгое "сидение" над проектом.

Тогда мне в голову закралась крамольная мысль: можно ли рассчитывать на успех коммунистической доктрины, если не находит подтверждения ее главный постулат, а компартии готовы разбежаться по национальным квартирам?

Почти год, как я уже сказал, продолжалась консультативная встреча, и на все это время международный отдел чуть ли не в полном составе переселился в венгерскую столицу. Референты со знанием иностранных языков находились под рукой у секретарей ЦК, когда надо было переговорить с какой-нибудь из многочисленных делегаций. Консультанты корпели над бумагами, а организационный штаб нашей делегации возглавлял первый заместитель Пономарева Елиазар Ильич Кусков.

Моих литературных способностей явно недостает, чтобы описать эту колоритную фигуру - как раз потому, что при этом почти не за что зацепиться. Ниже среднего роста, худенький, невзрачный, с сероватым, маловыразительным лицом. Вот уж на ком сломал бы зубы проницательный детектив - ни за что не признал бы в этом мужичке, к тому же неряшливом и плохо одетом, важного партийного чиновника, отнес бы его к категории бомжей или работяг, вкалывающих в жэке. Но не ошибся бы только в одном - в склонности к "зеленому змию" Елиазар был, безусловно, сродни этой людской категории. В остальном же он был неплохо подготовленным партийным пропагандистом. Редактировал в провинции какой-то журнал - и уж не знаю, по чьей воле, переведен в столицу, а здесь сделал довольно быструю карьеру, причем без покушения на это со своей стороны. Мне кажется, этим он обязан был прежде всего своему здравому смыслу, которым обладал в "чистом виде".