С высоты птичьего полета

Однако ничто не проходит даром. Преодоление внутренних барьеров требовало многих сил, и организм среагировал: у меня появились тромбы, из тела выперли, словно светлые проволоки, сосуды, которые казались белыми из-за того, что на входе в них закупорилась кровь. К врачам пойти я не мог, меня бы тотчас уложили, и это в финальный момент. Старался поднимать меньше тяжести, но в наших условиях это не очень получалось, когда единственная двигательная сила – руки и ноги.

Внутренние трудности были основными. Правда, и внешние тоже были. Партнеры словно провалились. Испытания рождали вопросы, а ответы не приходили. Тренировки космонавтов в скафандрах с реальной аппаратурой требовали устранения дефектов, а ответы на телексы не приходили. В конце июля у нас был длинный телефонный разговор. Получился он не очень продуктивным. Я тогда с педантичностью автомата излагал во всех тонкостях очередной технический вопрос, а в ответ слышал повторы и обиды. Впрочем, встав на место наших партнеров, их тогдашние обиды можно было понять. Трудились, трудились, подстегивая себя, и вот «поезд аппаратуры от них ушёл», а они ещё на вокзале: готовят документацию, разбирают отказы, а поезд гремит уже где-то далеко на окрестных мостах. И именно «в поезде» возникают реальные проблемы и ощущается причастность к движению. И хочется быть хотя бы работником штаба, куда приходит отчёт о действиях на передовой.

– Вы нас не известили о запуске грузового корабля, и мы узнали о старте «Прогресса» из газет.

– Мы тоже так.

– Но наши газеты разное пишут.

Да, видимо, не всегда хватает ума. «На всякого мудреца довольно простоты», а, может, и культуры, времени, чтобы всё отследить и чего-нибудь не забыть впопыхах. Коллеги правы, но у нас только главное в голове: испытать, доработать, успеть.

Нам понятно и их желание участвовать в заключительных испытаниях аппаратуры. К сожалению, у нас просто нет времени, загрузка последнего грузового корабля на носу. А до этого необходимо убедиться, что всё идёт, переделывать уже будет некогда. На наши телефонные упреки коллеги обиженно отвечали:

– Отказы? К сожалению мы не присутствовали на ваших испытаниях и не можем судить, что явилось причиной их.

Хорошо, сами обойдёмся и всё решим. Но вот что настораживает:

– Мы об этих отказах знали.

Ну, а это уже ни в какие ворота. Они знали об отказе аппаратуры и не сообщили нам. Словом, плохо, когда диалог разлаживается и всему придаются не соответствующие акценты. Об одной мелкой доработке флажка предварительной фиксации на поручнях, доработке, что от силы займёт полчаса, говорится в телексе как о фундаментальной проблеме, а то, что замки фиксации не всегда открывались в ходе испытаний, игнорируется.

«Фундаментальной» – звучит смешно. Мы понимаем желание коллег присутствовать, но нам некогда, а при теперешней организации само по себе их присутствие отнимет массу времени, и будем не только работать, а слушать и тормозящую критику со стороны.

– … Ну, нет, не дадим добро на эти операции, и если так, то лучше совсем их не проводить при вашем обезвешивании…

А нам некогда, и мы последним рывком выходим вперёд, выбирая наименьшие из возможных бед, напрягая силы, беря ответственность на себя, лишь бы уложиться в сроки. И даже спорить некогда, и тратить несколько часов на обед, как это с присутствием французских специалистов. Мы зачастую вообще не обедаем, а, выходя вечером, с удивлением оглядываемся, что день прошёл, а для нас прошло ещё одно, завершающее испытание.

Мундир с оборками

Понять французов можно. Они неуютно чувствуют себя на периферии событий, к тому же опыт работ в скафандре в открытом космическом пространстве – бесценный опыт, поистине золотые самородки, за него заплачено временем, трудом, деньгами. Это так дорого, если просить американцев, а вот с русскими, кажется, легче: стоит нажать чутьчуть, и копилка раскроется.

Мадам Тулуз давно использует метод «нажать». В последних встречах она прибегала к нему многократно: «… Ну, нет… в таком варианте я протокол не подпишу…» – и это тогда, когда каждая сторона вправе записать свое мнение, просьбу, оценку. И нашу уступчивость (ну, хорошо, мы здесь изменим и здесь подправим), проявляемую и из вежливости, и чтобы «поезд шел», она понимала неправильно. Бог с ней, время докажет, кто был прав, но, видимо, она считала, что если на русских надавить… только, где эти скрытые пружины?

Такой подход пока ещё сохраняется. Приходит телекс, вопросы в капризном тоне и утверждения: мы считаем, что это приведёт к необходимости второго выхода… учитывая сложность ситуации… решить (опять-таки!?) фундаментальные вопросы…

Что за фундаментальность? И все-таки с французами неплохо работать, они – хорошие партнеры, хотя и любят иногда покапризничать. Пожалуй, все из-за того, что во главе проекта женщина. Но мы их прощаем и в большинстве случаев берем ситуацию на себя. А наивное мнение мадам Тулуз о цепи своих мелких побед, о нашей уступчивости пусть остается проявлением сложного женского характера.