S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной

Мутотошка прорыдал три полярных ночи и один экваториальный день, но так и не сумел растопить праведный лед в шестнадцатиклапанных сердцах старших Мутоборов. Не имея сил сломить родительскую волю, он отрекся от дарованного радиоактивной природой естества и принес обет пожизненного безбабья. Напрасно родители взывали к голосу разума, угрозами и мольбами пытаясь вернуть отрока на путь размножения и продолжения рода – был юный Мутото тверд в своем решении. Даже когда отец Мутабор сдался и отборным матом благословил упрямого наследника на порочную связь с падшей Губорадой, остался Тотошка непреклонен и обета не нарушил.

Когда все разошлись и у костра остались только старики – человек и шарик – рыже-алый абориген негромко спросил:

– Ну, как тебе наш фольклор?

– Для людского уха все эти ложноножки и писькожопки звучат довольно забавно, – не сразу ответил Михалыч. – Однако истории не хватает достойного финала. О чем она? О нерушимом мужском слове и о силе воли маленького мутанта? Я не уловил морали.

– Достойный финал, – задумчиво повторил шарик. Перекатившись с боку на бок, он еще немного повертелся на месте, массируя мыслительную мышцу. – Этот финал вряд ли назовешь достойным…

Одним непогожим зимнелетним ночером нагрянул в Мутоборы страшный гомогенный дровосек из шаловливого Садома-на-Гоморинске, выкорчевал он Мутотошку из сырой землицы и утащил горемыку в свое логово. Так несостоявшаяся женитьба трагически обернулась замужеством… С тех самых страшных пор славится мутоборово племя не генетическим многообразием видов, а окраской семицветной (в честь радуги дровосечьей), да ежегодными эгегейпарадами на лесной опушке, где произростают древние, неизменно голубые ели.

Михалыч напряженно хмурился, несколько долгих минут расчесывая всей пятерней свою мыслительную мышцу.

– В этой вариации с моралью и того хуже, – выдавил он наконец.

Шарик тотчас парировал:

Мораль сего былинного рассказа
понятна многим может быть не сразу:
коль пухлогузку хочешь сохранить ты,
не убегай от гетеросоитий![1]

Человек недоверчиво посмотрел на мутанта. Сдвинул на переносице кустистые белые брови, растерянно покачал седой головой и… расхохотался.

– Ах ты, плешивая мохнатка, да ты отжигаешь не по-детски! – Он хлопнул себя по здоровому колену, а затем и шарика по предполагаемому плечу. – Кто бы мог подумать, что мутагенные уродцы обладают чувством юмора…

Абориген совершенно не обиделся на «уродца»:

– Это ты, старая двуногая развалина, еще не слышал сказание о глупом гуманоиде и пьяной нимфоманистой арахниде. Вот где кладезь нашего юмора!

Они просидели много часов, два болтливых, уставших от одиночества старика. Рассказчики сменяли друг друга, история следовала за историей, а взрывы громоподобного хохота безжалостно терзали ночную тишину до первых лучей утреннего светила, чье имя помнили лишь самые древние из «двуногих развалин».

Виктор Ночкин В чем сила, брат?

Эта часть Великой Равнины носила название Желтая Земля. Почва здесь и в самом деле была желтоватая, а ландшафт поражал однообразием – плоская, как стол, пустошь, насколько хватает взгляда. Желтая Земля неплодородна настолько, что не подняться и неприхотливой колючке. Ни движения, ни звука.

На горизонте желтая плоскость смыкается со свинцово-серым, налитым сумраком небосклоном. Над Великой Равниной всегда такое небо – плотное, тяжелое. Многие тысячи тысяч душ людей, умерших в День Падения, вознеслись к небесам и наполнили его витальной субстанцией. Теперь во время сильных гроз, когда молнии протягиваются от переполненного душами неба к опустевшей земле, души Предков устремляются вниз по этим сверкающим столбам. Души ищут пристанище. Видно, не любят они свое небо, если стремятся разыскать на Великой Равнине тело, с которым разлучила Погибель.