А затем вокруг сомкнулась тьма. Тьма кипящая… тьма горячая… тьма прохладная и шершавая, словно наждаком обдирающая кожу… тьма…
…Старик, просунув между столбиками голову, во все глаза смотрел на творившееся в его корчме безумие. На парня, окутанного клубами пара, во вспышках пламени, среди извивающихся корней что-то вопящего о стрелах и помощи. Рубящего направо и налево волосатые и извивающиеся крысиные хвосты репы, ЕГО репы, которую он самолично посадил… Но вот парня дернуло и потащило в глубину подвала…
Перед глазами старика мелькнуло что-то стремительное. Обнаженная рыжеволосая девица, на лету превратившись в пушистую лисицу, приземлилась у самого провала на все четыре лапы, скакнула в угол и подхватила зубами стрелку. Затем заметалась-запрыгала, словно танцуя, среди затухающих языков пламени, шевелящихся корней и паровых гейзеров, и прыгнула в темноту вслед за исчезнувшим парнем. И все стихло. Осталось только бульканье постепенно остывающего в подполе рагу.
11. Вечер
Старик-трактирщик сидел на завалинке, привалившись спиной к нагретой за день стене. Закатные лучи солнца окрашивали все в багряные тона. Караван, груженный репой и самогоном, отправился в обратный путь. Торговец, не пожелавший оставаться на ночь, спешил.
– Быстрее продам, быстрее приеду за новой партией, – сказал он старику.
Мальчишки, сыновья трактирщика, заперли ворота на ночь. Старший Петро полез на вышку за пламемет.
Рядом присела молодая жена. Светловолосая бродяжка, которую старик когда-то подобрал и выходил, заменила погибшую супругу. Да как заменила! Старуха, бывало, и поколачивала мужа.
– Эх, спасибо стрельцу с его лисицей, обереги их Крестос. Старик обнял женщину и прикрыл глаза.
– Все будет хорошо…
12. Утро. Six Feet Under
…Тьма… тьма мягкая… тьма… пушистая?…Тьма, насыщенная множеством незнакомых запахов. Или уже не тьма?
Кто-то лизнул Федота в щеку, затем в нос. Федор попробовал сфокусировать взгляд – и тьма рассеялась. Он находился в странном месте. Кругом земля, торчащие корни, острый запах прели. Рядом с ним лежала рыжеволосая и хитро улыбалась.
Федот ощупал себя. Где боль? Жив ли он?
Он был абсолютно гол, но ему это не мешало. Вместо холода тело подавало совершенно другие сигналы. Хотелось есть, хотелось двигаться; его переполняла энергия, сила и… желание? Федот повернулся к девушке.
– Колобок, колобок, я тебя съем, – проворковала она и снова по-лисьему ухмыльнулась.
Или не проворковала, а просто подумала?
– Не ешь меня, – подумал в ответ Федот. – Я тебе еще пригожусь.
– Ой ли?
– Сейчас увидишь.
Федот с рычанием притянул девушку к себе. Острые коготки впились ему в спину. Два пушистых хвоста переплелись. «Хвост?» – успел удивиться Федот, но тут ему стало не до хвоста…
А на поверхности шел ласковый дождь. Жизнь продолжалась.
Майк Гелприн
Там, на юго-востоке
Сказитель пришел в Город вечером, на закате.
Нет, я буду рассказывать по порядку, а то собьюсь, потому что у меня дырявая память.
День начался как обычно. Утром я заглянул в детскую проведать Люси. Она спала, волнистые золотые пряди разметались по подушке. Осторожно ступая, чтобы не потревожить мою крошку, я вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Потом спустился вниз и отправился к Барри Садовнику.
Барри, как всегда, возился в саду с цветами, и я спросил, как дела и не надо ли ему чего-нибудь.
– Все в порядке, Том, – ответил он, – вот, смотри, сегодня я высадил орхидеи. Тебе нравится?
– Очень нравится, – сказал я. – У тебя замечательные цветы, Барри, и такие красивые. Как называются вон те, красные?
– Это рододендроны, Том. А вот гиацинты, дальше розы, гладиолусы, хризантемы. Жаль, что ты не запомнишь.
– Прости, старина, твоя правда, – сказал я, – ты же знаешь, у меня дырявая память. Но мне все равно очень по душе твои цветы. Я сейчас двинусь к Джеку, передать ему что-нибудь от тебя?
– Передай Джеку привет, Том. И, слушай, как Люси?
– Прекрасно, просто замечательно, – сказал я. – Спасибо тебе, что спросил.
Джек Хохмач, как всегда, рассказал мне новый анекдот. Анекдот был очень смешной – про дрянного мальчишку, который подсматривал в замочную скважину, как соседская дочка ловила кайф перед зеркалом. Я долго смеялся, настолько веселый был анекдот.
– А что такое кайф, Джек? – спросил я, отсмеявшись. – Помнится, ты объяснял мне. И зачем его ловят, говорил, только я запамятовал.
– Это неважно, Том. Ты очень хорошо смеешься, дружище. Тебе правда понравился анекдот?
– Очень понравился. Я на славу повеселился, Джек, спасибо тебе. Ты сам-то как?
Он сказал, что все просто прекрасно, спросил про Люси, потом мы еще немного потрепались, и я двинулся дальше.
С Ученым Бобом я сыграл партию в шахматы. Боб снова поставил мне на седьмом ходу мат и сказал, что я неплохо играю, но не слишком внимателен.
– Мне все равно приятно играть с тобой, Том, – сказал Боб. – Гораздо лучше, чем самому с собой. И вообще, это здорово, что среди нас есть ты. Я хотел сказать – ты и Люси, Том.