S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной

Он вынул ключ и собрался сунуть в замочную скважину разболтанного замка; уперся в дверь, и она распахнулась. Сердце ёкнуло, а ноги подкосились. Хоббиту показалось, что он сейчас пройдет в кухню, а там – сестра. Болтается в петле, носки в пол, глаза навыкат, лицо синее – как тогда. Он ухватился за дверной косяк, сглотнул и заставил себя шагнуть в темную прихожую.

«Винтом» запахло отчетливей. Хоббит толкнул дверь в кухню и поморщился: на угловом диванчике, раскорячившись, лежало женское тело в спортивках, растянутых на коленях. Брат сидел на старом клетчатом табурете. На скрип петель развернулся прыжком и принялся давить себе на глазницу.

– Брателло! – воскликнул он. Вскочил, пробежался по кухне, сел, продолжая давить на свой глаз. – Тут это…

Хоббит упер руки в боки и проговорил голосом строгого учителя:

– Андрей, ты опять?..

Брат испуганно глянул на миску с первитином, его перекосило, он снова вскочил и потряс головой:

– Я – не. Я ж знаю, что помру. Я просто галоперидолом закинулся, и того… А она, – он кивнул на девку, валящуюся с блаженной улыбкой, – вообще на герыче. Я, короче… Хреново мне короче, ой, хреново…

Хоббит ему не поверил, протопал к окну и распахнул его, впуская свежий весенний воздух. Завтра первое апреля. Раньше этот день был Днем смеха, а когда в каждом городе появилось Ядро, всем первого апреля стало не до шуток. Потому что в тысяче городов в этот день семеро избранных могли беспрепятственно уйти в Ядро, и у одного из них появлялся шанс прорваться к Монолиту.

Андрюху пробило на поговорить, он уперся в подоконник с пожелтевшей геранью в банке вместо горшка, навис над Хоббитом и пробормотал:

– Я ж не тута закинулся, а вон у нее. Короче, сначала не проперло. Ну, я еще таблеточкой догнался. А ей ширунься надо. Ну, я ее к Славику барыге привел, а там Бяку встретил и корешей… Короче, веду шайку сюда «винт» варить, вспоминаю, что еды нету. Иду в магазин, беру тележку и тут – хренак! – Андрюха себя шлепнул, Хоббит не поворачивался и не знал, по чему. – Короче, язык начал выпадать. Я – на измену. Столько народа вокруг, все поймут, что я того. А язык выпадает, уже как мальтийский галстук, нах, до самой груди висит, – снова шлепок. – Они все на меня смотрят, я хватаю язык и начинаю заталкивать. Заталкиваю – он вываливается. Заталкиваю, а он… Здоровенный, сука, нах! Вроде, затолкал, подхожу к кассе. А они смотрят… Я ж понимаю, что проглючило, – он дико заржал. – А ты представь, чувак ходит с вываленным языком…

Хоббит развернулся и посмотрел на него долгим взглядом. Но брат был в неадеквате, ржал и дергал ногой.

– С глазом что? – спросил Хоббит обеспокоенно.

Андрюха мгновенно стал серьезным и сказал испуганно:

– Выпадает, нах! На нерве висел, еле затолкал.

Хоббит шагнул к плите, заглянул в кастрюльку с «винтом» – пусто. Похоже, брат не «развязался», от первитина не такой приход, но это не за горами – дольше, чем на три месяца, Андрюхи не хватает.

– Девку убери из квартиры, – процедил Хоббит сквозь зубы, склонился над наркоманкой: от нее воняло кожным салом и кислятиной. Волосы, выкрашенные в черный, слиплись у светлых корней, глазные яблоки катались под морщинистыми веками, губы побелели. – Еще помрет здесь, а мне отвечать.

– Не помрет, – махнул Андрюха левой рукой.

– Я твой поручитель, – отрезал Хоббит и демонстративно посмотрел на часы. – У тебя десять минут. Если не избавишься от нее, вызываю полицию. Время пошло.

– Да ты… Ты не посмеешь! Крыса ты! Крыса позорная!

– Десять минут, – с невозмутимым видом напомнил Хоббит на пороге своей комнаты. Точнее, комнат. И хлопнул бронированной дверью.

Сел на кровать и провел по лицу ладонью. Лег, не снимая ботинок, уставился в потолок. Из кухни доносилось:

– Карлованы… Позорные жить учат. Да я тебя, да я тебя, карлован!..

Хоббит научился быть жестким, Андрюха знал, что он слово сдержит, вызовет полицию, и вскоре смолк. В такие моменты Хоббит думал, что правильнее его усыпить. Или чтобы он умер и никого больше не мучил – лучше один раз его оплакать, чем делать это каждый день. Но с другой стороны, Андрюха – последний родной человек, который у него остался. Пусть живет долго – в память о матери и сестре. Они были дружной семьей.

Были.

…блаженная улыбка на бескровных губах, слипшиеся корни волос…

Хоббит помотал головой, сел, скинул ботинки, протопал к письменному столу, вынул початую бутылку коньяка и приложился к горлышку. Вытер рот рукавом и уставился на выцветший календарь с изображением Периметра, обнесенного колючей проволокой. Календарю десять лет. Хоббит повесил его в пятнадцать. Оставил как памятник времени, когда он мог чего-то страстно желать.

Сначала каждую ночь накануне Первого апреля он желал стать сильным, смелым и набить морду Пису, который его все время задирал. Так романтично – семеро избранников сражаются за свое счастье.

Егерь, два Охотника, Мародер, Сталкеры и Одиночка. Человек человеку волк. К Монолиту дойдет кто-то один. В детстве Хоббит воображал себя Егерем или Охотником, хотя понимал, что будет он, как и в жизни, дичью, то есть Сталкером или Одиночкой.