С жизнью наедине

— Молчи и слушай, — предупредила мама. — Возьми с собой книжку и сиди тихо, пока взрослые разговаривают.

Мама открыла дверь и вышла из машины. Лени поспешила за ней.

Мама взяла Лени за руку и повела по дорожке, вдоль которой тянулась топиарная изгородь, к высокой парадной двери.

Мама покосилась на Лени, пробормотала: «Была не была» — и позвонила. Послышался лязг, похожий на перезвон церковных колоколов, и глухие шаги.

Несколько секунд спустя дверь открыла бабушка Лени. В строгом платье цвета баклажана, перехваченном в талии тонким пояском, и с тремя нитками жемчуга на шее она, казалось, хоть сейчас готова отправиться на ланч к губернатору. Каштановые кудри были щедро залиты лаком, точно праздничный кекс глазурью. Увидев их, бабушка распахнула густо накрашенные глаза.

— Коралина, — прошептала она, шагнула к дочери и раскрыла объятия.

— Папа дома? — спросила мама.

Бабушка отстранилась и печально опустила руки.

— Он сегодня в суде.

Мама кивнула.

— В дом-то хоть пустишь?

Лени заметила, что мамин вопрос бабушку расстроил: та наморщила белый напудренный лоб.

— Ну конечно! Ленора, как же я рада тебя видеть.

Бабушка отступила на шаг и провела их через небольшую переднюю, за которой виднелись комнаты и двери, по винтовой лестнице на второй этаж, где царил полумрак.

В доме пахло лимонным воском и цветами.

Бабушка привела их на крытую заднюю веранду с круглыми эркерными окнами и высокими стеклянными дверями. Веранда была уставлена растениями и белой плетеной мебелью. Лени усадили за столик лицом в сад.

— Как же я по вам обеим соскучилась, — призналась бабушка и, словно досадуя на саму себя за признание, развернулась и скрылась в доме. Несколько минут спустя вернулась с книгой. — Я помню, ты любишь читать. Даже в два годика не выпускала из рук книжку. Я купила ее тебе давным-давно… только не знала, куда послать. Героиня тоже рыжая, как ты.

Лени села и открыла книгу, которую перечитывала так часто, что помнила целые абзацы. «Пеппи Длинныйчулок». Детская книжка. Лени уже выросла из такого чтения.

— Спасибо, мэм.

— Пожалуйста, называй меня бабушкой, — печально ответила та и повернулась к маме.

Бабушка отошла вместе с мамой к белому кованому столику у окна. Рядом в золоченой клетке ворковали две белые птички. До чего же им грустно, подумала Лени, этим птицам, которым нельзя летать.

— Странно, что ты вообще меня пустила, — заметила мама.

— Ну что за глупость, Коралина. Я всегда тебе рада. Мы с отцом тебя любим.

— Зато моего мужа вы бы не пустили на порог.

— Он настроил тебя против нас. И между прочим, рассорил с друзьями. Ему хочется, чтобы ты принадлежала ему целиком…

— Я больше не стану это обсуждать. Я все решил. Мы уезжаем на Аляску.

Бабушка села.

— Господи боже мой!

— Эрнту там достался в наследство дом и участок земли. Будем выращивать овощи, охотиться — в общем, сами себе хозяева. Будем жить простой жизнью. Как первопоселенцы.

— Довольно. Сил нет слушать эту чушь. Ты готова за ним хоть на край света, но там тебя никто не спасет. Мы с отцом сделали все, чтобы защитить тебя от ошибок, но ты нашу помощь отвергла. Тебе все кажется, что жизнь — игра. Ты порхаешь…

— Не надо, — перебила мама и подалась вперед. — Разве ты не понимаешь, чего мне стоило сюда прийти?

После ее слов повисла тишина, было слышно лишь, как воркуют птицы.

На веранде вдруг словно повеяло холодом. Лени готова была поклясться, что дорогие полупрозрачные занавески всколыхнулись, но все окна были закрыты.

Лени попыталась представить маму в этом рафинированном, чопорном, закрытом мирке, но не сумела. Между той девушкой, какую хотели из мамы воспитать, и той, кем она стала, зияла непреодолимая пропасть. Что, если все, против чего они с мамой выступали, пока папы не было, — атомная энергия и война во Вьетнаме, — а потом семинары групповой психотерапии и различные религии — словом, все, что мама перепробовала, было всего лишь бунтом против того, как ее воспитывали?

— Не делай этого, Коралина. Это безумие. Не говоря уже о том, что это опасно. Брось его. Вернись домой и живи спокойно.

— Я его люблю. Ну почему ты никак не можешь этого понять?

— Кора, — мягко ответила бабушка, — пожалуйста, послушай меня хоть раз. Он опасен…

— Мы едем на Аляску, — отрезала мама. — Я пришла попрощаться и… — У нее сорвался голос. — Так ты поможешь нам или нет?

Бабушка долго молчала и то скрещивала на груди бледные жилистые руки, то снова их опускала.

— Сколько тебе надо на этот раз? — наконец спросила она.

* * *