Я как-то неловко двинулась на диване, и папка упала у меня с колен, прерывая Вожака на полуслове. На пол брызнули разнообразные листочки, скрепкой придавленные к последней странице дотошным влюбленным поклонником. Извинившись, быстро начала собирать их под насмешливо-ехидным взглядом Владлена и недобрым – его невестки. Ему послала виноватую улыбку, от жеста в сторону Лильки удержал Стас, причем в прямом смысле – ладошка, стиснутая в его кулаке, перестала чувствовать пальцы.
Прохоров всунул мне в руки помятую и абы как собранную кипу бумаг, и я машинально вернула филей на прежнее место, опуская взгляд вниз.
И промахнулась мимо дивана.
На листке была откопирована милая семейная фотография. Мать – кудрявая блондинка лет сорока, темноволосый сын лет восьми, дочка, тоже светленькая, года на два младше брата. И отец.
Я зарычала. Совершенно непроизвольно, но так, что вся комната пришла в движение. Бумаги выпали из рук, а темные, на фотографии даже счастливые глаза словно в наказание продолжали пялиться на меня.
- Это он, - глухо вырвалось у меня на миллионный, наверное, по счету вопрос Силача, что случилось. – Он. Ее. Отец.
Кирилл быстро подошел, подобрал, глянул. Замер. Словно что-то вспоминая…
Кое-что.
…- Лира! Лира, тормози! Все! Хватит! Остановись!
- Он хотел сжечь меня! Сжечь, ты понимаешь?!
Сильные руки сжали так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, но куда ему, никогда не чувствовавшему, как огонь лижет кожу, сдирая ее живьем?..
- У него есть дети, Лира. Не будь монстром. Не будь… такой же, как он…
Я отцепилась тогда от него, магистра Охотников. От того, кто чаще других приходил насиловать, кто смеялся громче остальных, кто отдавал приказы и бросал факел в мой костер. Отпустила.
Но он все равно попал в психушку, где и сдох, разбив голову о стену, на которую бросился во время транспортировки на какую-то процедуру.
И я не винила себя в его смерти. Так же, как и в остальных случаях считая себя правой.
Да, у меня нет права судить их за то, что они сделали. Но у меня есть право отомстить за то, что я пережила по их воле.
- Лира? – вернул меня в реальность голос Стаса, и я глянула в его глаза, чтобы в отражении увидеть себя – безумную, рычащую. Дикую. – Ты скажешь мне – кто это?
- Это магистр той секты, которая хотела сжечь меня пятнадцать лет назад. Когда я ворвалась к нему в квартиру, дома были только он и дети. Пацан и девчонка. Они почти сразу забились за диван, а я сделала все, чтобы их папаше жизнь отныне перестала казаться раем.
Моим спокойствием можно было захлебнуться. Прохоров, как я поняла, больше предпочитал такой мне – слегка припадочную и буйную, потому что обычно спокойной и равнодушной я убиваю людей, не задумываясь. Убирать за мной трупы, очевидно, Силачу бы не хотелось.
- Тогда все встало на свои места, - взял слово Кир, давая мне время… для чего? Успокоиться? Я спокойна. Прийти в норму? Я в норме для того, кто идет мстить за своего отца. – Мы с тобой, Алира, оба замешаны в убийстве ее… хм… родителя. Ты выпивала энергию, я оттаскивал тебя, но потом давал показания против него.
- Но где ее искать – до сих пор непонятно, - хмыкнул Булат, глядя на меня как-то… с осторожностью, что ли.
Меня боится великий Владлен Булатов. Я, однако, расту и развиваюсь.
- Я знаю, куда она пойдет, - улыбнулась я, и Милу передёрнуло от моего оскала. Привыкай, детка, в бытность свою некромантом тебе и похуже вещи видеть придется. Правда, редко. – Куда все мы приходим.
Туда, где видели их живыми в последний раз.
***
Вот смотрела я на своего Стаса и любовалась. И гордым профилем, и осанкой царской, и уверенными движениями, и уважением в глазах подчиненных. А еще заслушивалась громовыми командами и четкими распоряжениями.
Но иногда синие глаза сталкивались с моими, мужчина на секунду улыбался уголками губ, и все – меня можно было выносить, такой счастливой я становилась.
- Удивительно, правда? – раздалось вдруг рядом.
Леша, как и я, облокотился на перила крыльца.
- Что? – улыбнулась я.
- Столько лет мы были с тобой вместе. Почти пятнадцать лет. Я ведь мог жениться, но, как дурак, думал, что ты всегда будешь рядом со мной. – Силач Булата усмехнулся, но скорее над собой. – А потом вон как вышло. Полюбила, и кого – мальчишку.
- Он мальчишка, только если сравнивать с тобой или твоим Вождем. А сам по себе… Он – мужчина, Леш. Взрослый, замечательный, лучший для меня мужчина, - пожала я плечами.
Чувства вины по отношению к Булатову у меня не было. По сути, я вообще редко страдала этим ощущением, так как редко считала себя виновной в чем-либо.
Когда-то очень давно Алексей помог мне, как фениксу, восстать из пепла. Из сломанной, выжженной, пустой игрушки он сделал – самолично вылепил – новую Алиру Вольнович. Сильную, дерзкую, злую. Она никому больше не позволяла себя обидеть, всегда била первой, и удар был одинаково страшен – что от слов, что от кулака.
На тренировках, суровых и потогонных, где не было сил даже вздохнуть, Алексей избавлял меня от боли и страданий, от слабости, от грязи тех прикосновений. Он делал меня жестче, расчетливее, темнее.