Сабина на французской диете

— Как дела? — задал он дежурный вопрос, едва Роман Валерьянович поднял трубку.

— Лампу на втором этаже разбили, — сокрушенно ответил тот. — В коридоре, перед вашей приемной. Ужас как жалко.

— Да уж, — бросил тот и машинально спросил:

— Уборщики постарались?

— Нет, референт ваш, Горьков. Как махнул ручищей, так напрочь ее и снес. — В голосе Попкова слышалось явное неодобрение.

— Во дает, — рассердился Тверитинов. — Ему в постели лежать надо, а он руками размахивает. Надеюсь, с ним все в порядке? Он не порезался?

— Нет, не порезался, — радостно ответил завхоз. — Ребро сломал.

— Ребро?! Что-то я не понял… Он махнул рукой и сломал ребро?

— Ну да. Он же лампу почему снес? Потому что подрался!

— Подрался? С кем? — Тверитинов швырнул на стол ручку, которую все это время вертел в руках.

— С Борькой Чагиным.

— С Чагиным? — опять переспросил босс.

Что-то невероятное. Вадик Горьков, безвредный, как ленивец, спокойный и, в общем-то, довольно благодушный молодой человек, подрался с бригадиром, которого Тверитинов про себя иначе, как мордоворотом не называл. И тут в его сознании зародилось некое подозрение.

— А почему они подрались именно перед моей приемной? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Что мне будет, если я скажу? — Завхоз напоминал классного ябеду.

— Роман, прекрати валять дурака.

— Ну, как — почему подрались, босс? Из-за помощницы вашей, Сабины.

— Так я и знал, — пробормотал тот обреченным тоном.

— Чагин к ней клинья подбивал, а Горьков вывел его, значит, в коридор и что-то такое высказал. Тот на дыбы да ему по роже. Вот они лампу и разбили.

Тверитинов пообещал себе, что обязательно поощрит Вадика и даже заедет к нему с цветами и конфетами, если сломанное ребро приковало того к больничной койке. Выходит, мордоворот клеился к Сабине. Подбивал клинья. Вот скотина.

— А Чагину случайно мой референт ничего не повредил? — с затаенной надеждой спросил он.

— Нет, ничего, — откликнулся завхоз. Помолчал и добавил:

— Референт ничего не повредил. Ему Максим Петрович, директор наш, руку вывихнул. Да так сильно вывихнул, верите ли? Врачи приезжали, укол делали.

— А при чем здесь Максим Петрович? — напрягся Тверитинов. — Он-то как оказался возле приемной?

— Когда драка началась, его Безъязыков позвал. Он после вчерашнего возгорания к начальству подлизывается. Не хочет, чтобы его за пиво к административной ответственности привлекли. Бежит впереди, ведет директора, значит, к месту происшествия и объясняет: правильно, дескать, референт за Сабину заступился. Потому как если бы вы на месте были, собственноручно бы Чагину голову оторвали. Так как имеете интерес.

— Я?!

Тверитинов был так потрясен заявлением завхоза, что едва не свалился со стула, на котором сидел.

Роман Попков понизил голос и шепотом сообщил:

— Безъязыкое вчера у вас дома был и вроде как застал вас с помощницей в интимной обстановке. Это не я говорю, это он сказал!

— Он так сказал?!

— А Чагин поддакнул. Я, говорит, потому и позволил себе руки распустить, что знал от Безъязыкова, будто дама, так сказать, веселого нрава.

— Я верно тебя понял? — Голос Тверитинова стал твердым и зашелестел, как конек, разрезающий лед:

— На рабочем месте в рабочую смену бригадир Чагин приставал к моей личной помощнице? Потому, что до него дошли слухи, будто она не против пофлиртовать с мужчинами, в частности со мной?

— Как вы все это складно изложили! — восхитился завхоз. — Но Максим Петрович с ним разобрался. Руку ему вывихнул и глаз подбил. Было весело, — закончил он. — Чагину многие хотели глаз подбить, а тут такой случай представился.

Завершив разговор, Тверитинов немедленно сорвался с места, отменив две важные встречи. На Большой Никитской он попал в кошмарную пробку: гаишники решили разгрузить центр города и вышли на улицы регулировать движение. Их благие намерения, как обычно, погрузили город в коллапс.

Тверитинов откинулся на спинку сиденья и принялся ругать себя на чем свет стоит. У него просто каска съехала. Позавчера он впервые в жизни увидел эту девицу и уже готов копья ломать ради нее. И зачем он сейчас мчится на фирму? Да только затем, чтобы застать ее в объятиях собственного кузена! Захотел все увидеть своими глазами. Ведь Макс дрался за нее, и она не сможет остаться равнодушной к его подвигу.