Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней

С этого момента Сабина потеряла всякое представление о времени и пространстве. Раздвоенность сознания исчезла сама собой. Казалось, исчезла не только раздвоенность, но и само сознание. Оно отключилось, растворилось в той непереносимой боли тела и духа, которую она испытала при виде убитой женщины. И только бессознательное своими всполохами воспоминаний нет-нет да поднималось из глубины души, заставляя кровь пульсировать в каком-то сумасшедшем танце между жизнью и смертью.

В этих воспоминаниях не было никакой последовательности. Однако их произвольность и хаотичность вписывались в определенную логику, подчиняющуюся своим внутренним законам и отражающую безумие происходящего.

Ощущения безысходности и покоя, прошлого и настоящего, былых фантазий и смутных желаний настолько смешались с усталостью и отрешенностью от мира, что Сабина пребывала словно в прострации. Лишь изредка ее изможденное тело реагировало на физическую боль, так как уставшие ноги, обутые в старые, давно изношенные туфли, саднили, и на глаза наворачивались слезы.

Впрочем, туфли были по-своему удобными. Сабина никак не могла расстаться с ними, как и с остальной, вышедшей из моды одеждой, включая длинную поношенную юбку. Однако впопыхах, когда немцы выгнали ее из дома, она не успела привести в порядок застежки на своих старых туфлях. Через какое-то время пространство между ступнями ног и внутренней стороной туфель заполнила дорожная пыль, а откуда-то взявшийся острый камешек постоянно врезался в пятку правой ноги, доставляя неудобство и боль.

Сабина пыталась остановиться и вытряхнуть колющий ногу камешек. Однако, получив прикладом удар в спину и подгоняемая постоянными окриками немцев, она прекратила свои попытки. И хотя боль в ноге становилась все сильнее, а стертая в кровь пятка постоянно ныла, Сабина, тем не менее, стиснув зубы, терпела, как могла.

Но еще больше ныла душа, бессознательные механизмы защиты которой воскрешали воспоминания прошлого, чтобы избавить ее от страданий настоящего. В этом отчаянном взрыве воспоминаний, непроизвольно вторгшихся в образовавшуюся пустоту, в каком-то яростном вихре воспроизводились многие эпизоды ее жизни, принесшие ей много лет тому назад восхитительное ощущение сумасшедшей любви, таинство страсти и творческое вдохновение, связанное с психоанализом.

Становление как результат разрушения

Сумасшедшая любовь и таинство страсти.

О, как давно это было! А что, собственно говоря, было? Реальность, фантазия, бред?

Воспоминания зацепились за что-то слишком дорогое сердцу. Они готовы были оттеснить все остальное и обрушиться с новой силой на терпящую боль Сабину, чье утомленное тело, в юности источавшее неподвластные ей токи сексуальности, продолжало реагировать если не на события настоящего, то на воспоминания прошлого.

Но в последний момент они словно испарились. Вместо них в пустоту души вклинились иные сюжеты, связанные с некогда сформулированными Сабиной идеями о сексуальности и вражде, жизни и смерти.

Вот он, долгожданный день. 29 ноября 1911 года.

Прелестная в свежести ноябрьского вечера, с сияющими от энтузиазма глазами и глубоко запрятанным волнением, Сабина вошла в комнату, пропахшую запахом любимых сигар профессора Фрейда. Она знала, что он был заядлым курильщиком, но контраст с прозрачностью осеннего воздуха улочек Вены был столь разительным, что в туманной дымке прокуренной комнаты Сабина не сразу смогла определить, сколько венских психоаналитиков готовы выслушать ее доклад.

Кажется, их было около 20 человек. Среди них выделялся профессор Фрейд, который спокойно и в то же время с большой заинтересованностью взглянул на молодую темноволосую девушку, чья обворожительность и неподдельный темперамент не только привлекли его цюрихского коллегу, Юнга, но и ввергли его в водоворот страстей, граничащих с нарушением профессиональных терапевтических отношений.

Помимо Фрейда, на заседании Венского психоаналитического общества присутствовали менее именитые, но получившие впоследствии признание психоаналитики, включая Ганса Закса, Отто Ранка, Поля Федерна, Вильгельма Штекеля, Виктора Тауска.

Когда Сабине предоставили слово для доклада, она испытала волнение, смесь вызова и тревоги, отчаяния и страха. Это объяснялось обилием материала, ранее проработанного ею и посвященного проблеме соотношения рождения и смерти. Того материала, который позднее нашел свое отражение в опубликованной ею в 1912 году статье «Деструктивность как причина становления».

Правда, ограниченная временем, Сабина решила прочитать только одну главу из подготовленной ею для публикации статьи, назвав свой доклад «О трансформации». Но это-то как раз и вызывало у нее чувство тревоги, поскольку она опасалась, что не сможет за отведенное ей время убедительно донести до венских психоаналитиков суть своих идей.