Сабина не могла знать того, что по иронии судьбы первоначальный план захвата Ростова-на-Дону в 1942 году носил название «Зигфрид» и только позднее это название было заменено на другое.
Герой и спаситель Зигфрид, в честь которого Сабина хотела назвать своего возможного сына от Юнга, оказался исполнителем чужой воли, приносящей смерть.
Весь ужас происходящего состоял в том, что ее идея о разрушении как истоке или причине становления обрела удручающую реальность по отношению к ней самой.
Но еще ужаснее то, что через мгновение смерть настигнет и ее дочерей. Ее дорогих, красивых, музыкально одаренных и талантливых дочерей, которым природой предназначено стать матерями и дать жизнь детям.
Видно, в выстраданной ею идее о разрушении как становлении не все осмыслено до конца.
Тридцать лет тому назад она размышляла о естественном ходе событий. Размышляла о том, что сексуальность является не только созидающей, но и разрушительной силой, которая ведет к становлению нового. Писала о том, что в круговороте бытия жизнь тесно связана со смертью, а смерть – с жизнью.
Но она не подумала о том, что, помимо естественного хода вещей, в силу различного рода обстоятельств могут возникать непредвиденные ситуации. Такие ситуации, когда, в частности, в результате вмешательства в природу человека, способного убивать себе подобных только потому, что он считает их низшей расой, разрушение не способствует становлению новой жизни.
Да, она прожила нелегкую, но насыщенную различными событиями жизнь, наполненную страстями и страданиями, радостями и огорчениями.
Да, она любила и была любимой, с удовольствием впитывала в себя знания и полностью отдавалась своей терапевтической и исследовательской деятельности.
Да, она была знакома с такими выдающимися людьми, как Фрейд и Юнг, и внесла весомый вклад в развитие психоанализа.
Но самое главное, подумала про себя Сабина, состоит, пожалуй, в том, что она дала жизнь двум девочкам, ее любимым дочерям.
Она прожила неплохую жизнь. И она не боится смерти, поскольку после ареста своих братьев была готова к ней давно.
Но она никак не может примириться с тем, что вместе с ней уйдут из жизни и ее две дочери.
Немецкий офицер спокойно докурил свою папиросу. Затем медленно поднял руку вверх.
Сабина инстинктивным движением рук попыталась отодвинуть детей назад, за свою спину, чтобы тем самым хоть как-то защитить их, возможно, продлить им жизнь.
Резко опустив руку вниз, немецкий офицер прокричал: «Feuer!»
Автоматные очереди заглушили рыдания женщин и плач детей.
Сабина, как подкошенная, рухнула на землю, успев своим телом прикрыть младшую дочь, которую лишь слегка задела пуля.
Девочка была жива и кричала от боли.
Исполняя приказ, подошедшие ближе немецкие солдаты стали добивать в упор тех, кто еще подавал признаки жизни.
Сабина не видела, как один из солдат изрешетил выпущенными из автомата пулями не только ее тело, то и тела ее дочерей. Крепко держа своих девочек за руки, она лежала на земле и ничего не чувствовала.
Сабина уже была там, где смерть приступила к разрушению тела, но не спешила что-либо созидать во имя новой жизни.
Возрожденная из пепла забвения
Более тридцати лет после смерти Сабины Шпильрейн никто в научном мире не вспоминал о ней.
Ее имя было предано забвению, как будто не существовало ни более 30 опубликованных ею статей, ни признания ее заслуг со стороны Фрейда и Юнга, ни пионерских работ по детскому психоанализу, ни открытий в области формальных операций мышления, сделанных ее бывшим пациентом Пиаже, ставшим широко известным в мире ученым.
Лишь в 1970-х годах историки психоанализа стали проявлять интерес к личности Шпильрейн.
Это было связано прежде всего с публикацией переписки между Фрейдом и Юнгом, которая стала достоянием исследователей в 1974 году после того, как была достигнута договоренность между их наследниками, ведущими представителями Международной психоаналитической ассоциации и Международной ассоциации аналитической психологии. Ознакомление с этой перепиской наводило на мысль, что личность Шпильрейн и ее работы занимали далеко не последнее место в размышлениях Фрейда и Юнга.
Более пристальный интерес историков психоанализа к личности Шпильрейн был проявлен после того, как в Женеве, в подвале здания, где некогда располагался Институт психологии Клапареда, биограф Клапареда Карло Тромбетто обнаружил оставленные в свое время Шпильрейн бумаги. Они представляли собой исключительную ценность, поскольку речь шла о ранее неизвестном дневнике Шпильрейн и ее переписке с Фрейдом и Юнгом.
В дневнике Шпильрейн содержались размышления и переживания молодой девушки, свидетельствовавшие о ее страстной любви к Юнгу и его своеобразном отношении к ней. Из найденных писем (46 писем Юнга к Шпильрейн, 12 ее писем к нему и 12 писем, полученных ею от Фрейда) можно было почерпнуть информацию как о дополнительных штрихах к портретам Фрейда и Юнга, так и о специфике интеллектуального треугольника.