Саблезубый

— Я так рада, что мы теперь будем вместе работать! — продолжила лить сироп девушка, соблазнительно помахивая ресницами. Даже облизалась демонстративно. Дура. — Я буду очень-очень стараться. Любые ваши указания, только скажите.

Ну ладно, должен признать, что девка может уйти с панели, но далеко не из каждой реально вывести панель.

Камнев смотрел на ритуальные пляски Кристины с заледеневшим лицом секунд тридцать. Повернулся ко мне.

— Убирай, — сказал он отрывисто. — Рокс придет — будем труп прятать. Два трупа.

— Что? — захлопала огромными ресницами бывшая эскортница, глядя в спину уходящему Камневу.

— А я тебе говорил, — фыркнул Шаповалов и пошел за Яром.

Ну не прокатило, чего уж.

— Кристин, ты дура? — спросил явно начавшую злиться девку. — Не могла хоть в первый день одеться прилично и не пытаться чуть ли не с разбегу на член к Камню запрыгнуть?

— Нормально я одета, — возразила она и притопнула ногой, обутой в «трахни меня» красную туфлю. — Ты серьезно думал, что я тут вам кофе с чаем носить собиралась? Смысл время тратить попусту?

Я вытащил бумажник, достал сто баксов и сунул ей в декольте.

— Давай-ка ты домой пока, детка. Вечером завтра подтягивайся в сауну на Вавилова, часам к десяти. Мы с парнями с фирмы устраиваем там предновогодний корпоративчик.

— Ярик будет? — сверкнула она хищно глазками.

— Сука, да усвой ты уже, что он теперь на всю голову окольцованный, другой бабой присвоенный и полностью недоступный.

— Не бывает таких, — фыркнула Кристина. — Уж не мне это втирай.

— Не нарывайся лучше. И Камнева с другими не равняй. Он особой породы. — У Кристины дернулось красивое личико, а во взгляде появилась болезненная зависть. — Так что насчет сауны?

— Я же сказала, что с этим завязала! — с почти достоверной обидой поджала губешки она. Эх, жалость, рот у нее суперрабочий, иметь такой под рукой — ну прелесть же идея. Минет под утренний кофе — лучшее начало рабочего дня. Долбоящера два кастрированных!

— Завязала — не приходи, — пожал я безразлично плечами и пошел восвояси не оборачиваясь. Придет ведь, знаю.

Перед кабинетом Камнева столкнулся с вылетевшим обратно Колькой, который зыркнул на меня осуждающе и умотал. Весь какой-то взъерошенный стал. Вот ясно, почему Яр периодически заебанный, хоть и скалится счастливо: у него погремушка — это вам не сладкий леденец на палочке, да еще и на сносях. Вот-вот уже вроде Камненку рожаться. А этот-то чего? У него же только недавно конфетно-букетный период кончился. Из-за Кристины прям так завелся?

— Перебор, — буркнул мне Камнев, как только вошел.

— Ой, да брось. Могло стать в офисе повеселее, если бы не вы, ссыкуны.

— Я посмотрю, как ты в свое время ссаться будешь, — улыбнулся скупо друг.

— Не посмотришь. Я вольный стрелок и таким и останусь. Кольцо на палец надевают, а не на член. Я если и соберусь узакониться с кем-то и размножением заняться, то об этом прямым текстом и скажу. Бабы должны четко понимать, что у каждой свое место и роль. Одни — детям сопли вытирать, жрать варить, в законных женах ходить. Другие — для радости, веселья и расслабухи.

— Дебил ты, Боев, вот как есть дебил. И чую, жизнь тебе за это таких трындюлей отвесит.

— Я хорошо сдачи давать могу.

— Ну-ну. Я завтра на объект за городом. В офисе не появлюсь. Смотри тут, не начуди.

— И что, к нам в сауну и на полчасика не заскочишь?

— На кой мне?

— Ну мало ли. Это не у меня жена с пузом и капризами. Вдруг чего захочешь.

— Нет у Рокс никаких капризов. А тебе поумнеть пора.

— Как ты?

— Зачем как я? По-своему.

Глава 2

— Все кривишься и рожу воротишь, гадина? — Вознесенского сильно шатнуло влево, и он был вынужден отпустить мой подбородок, чтобы опереться на руку одного из моих надзирателей. Но тут же оттолкнул ее и оскалился на парня: — Пошел на хуй, холоп! Ебешь ее, небось, за моей спиной, а?

Так, ясно, старый гондон нажрался в очередной раз до синих чертей. Херово. Пьяный он часами может не кончать, мордуя меня. Но что еще хуже, у него может вообще не встать, и вот тогда действительно меня ждет «веселье». Начнет зло срывать по-другому. А у меня еще с прошлого раза не все синие полосы со спины и задницы сошли. Лицо-то ублюдок никогда не трогает. Ему потом по утрам, видишь ли, смотреть на меня больно. Его тонкая душевная организация не выносит вида побоев на женских лицах. А вот ремнем своим армейский отхерачить — это запросто. Но опять же, в одежде. Через нее-то не видно ничего, да и кожа цела остается. Он же меня типа учит уму-разуму по-отечески, правильно в жизни молодую и бестолковую ориентирует. Заботливый, пидор.

— С ним ебешься, Катька? Или вон с Маратом? — покачиваясь, пьяный ублюдок пошел на меня.

С обоими, бля, чего уж мелочиться, так и хотелось выкрикнуть мне в его красную рожу. Но делать этого нельзя, я же не мазохистка. За эти два года поняла, что лучше промолчать и перетерпеть. Быстрее закруглится. А вот по первости и огрызалась, и дралась, и убегала.